«Марс интересен в смысле освоения. Это следующая точка после Луны, где может существовать человек. Там очень разрежённая атмосфера, тепловой режим мягче, чем на Луне, но температура при этом все еще минус десятки градусов. Там холодно, выше нуля температура практически никогда не поднимается. Тем не менее человек может существовать на Марсе в скафандре», — рассказывает директор Института космических исследований РАН член-корреспондент РАН Анатолий Петрукович. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассуждает о том, для чего стоит продолжать полеты на Луну, интересна ли нам Венера, почему у нас нет государственно-частного партнерства в освоении космоса и станем ли мы первыми в космической гонке.

«Аварии случаются у всех»

— Анатолий Алексеевич, не так давно стало известно о крушении «Луны-25». Существует мнение, что каждая авария в космонавтике бьет по репутации страны. Так ли это?

— Аварии случаются у всех. Если посмотреть, в последние годы три посадки на Луну — индийская, японская и израильская — были неудачными. Несколько дней назад индийцы сели успешно, исправив ошибки. Китайские посадки все были успешными. Если брать советскую лунную программу 60–70-х годов прошлого века, то там все было «на новенького», ошибки случались. Мягкая посадка на Луну состоялась далеко не с первого раза как у нас, так и у американцев.

Другой пример. Возьмем сейчас уже успешную американскую марсианскую программу. На планете работают два марсохода США. Однако 20 лет назад два из пяти первых американских проектов были неудачными. Не так давно европейцы пытались посадить на Марс маленькие посадочные аппараты, и все прошло неудачно. В истории можно найти как успешные примеры, так и не очень.

— Часто ли в целом случаются аварийные запуски, если мы говорим об общей статистике?

— С развитием техники аварийность падает, конечно. Четыре года назад была поставлена цель сократить число аварийных запусков в России. С тех пор состоялось уже более 100 безаварийных запусков подряд. Была проведена работа, какие-то проблемы устранили. Надеемся, в будущем такая хорошая пропорция в нашей национальной статистике сохранится.

— Западные СМИ поспешили назвать крушение «Луны-25» позором, причём не только для России, но и для КНР. Не слишком ли громкие заявления?

— Это вопрос не технический, а политический. Думаю, в нынешней напряжённой ситуации каждый чих засчитывается как выстрел на поле боя. Такая реакция со стороны западных СМИ была неизбежной.

— В «Роскосмосе» пояснили, что станция врезалась в поверхность Луны из-за того, что во время последнего манёвра аппарат не отключился штатно и отработал 127 секунд вместо положенных 84. Можно ли было избежать подобного исхода? Связано ли случившееся с человеческим фактором?

— Комиссия разберётся. Пока, по сообщению «Роскосмоса», зафиксирован факт — двигатель работал в полтора раза дольше, чем было необходимо. И аппарат, вместо того чтобы перейти на низкую орбиту, столкнулся с Луной. В причинах этой ситуации и вероятности вмешательства человеческого фактора будет разбираться комиссия. Здесь по чисто юридическим соображениям не надо забегать вперед.

— Какие дальнейшие шаги? Возможна ли постройка аналогичного аппарата и новый запуск? Дорого ли это?

— Утверждена федеральная космическая программа, в которой предусмотрено три миссии. Сегодня в режиме разработки находятся орбитальный аппарат «Луна-26», второй лунный посадочный аппарат, который должен выполнить более углублённые исследования, «Луна-27» и «Луна-28», который будет отвечать за возврат грунта из полярной области Луны. Повлияет ли случившаяся авария на последующие проекты — будет ясно по итогам решения комиссии.

— Ряд экспертов уже выступили с предположением, что возможен повторный запуск «Луны-25», однако это потребует двух лет подготовки. Реалистичный ли это прогноз с учетом того, что первого запуска «Луны-25» в отрасли ждали почти 50 лет?

— Всё зависит от наличия задела в области составных частей аппарата. В том, что касается науки, копии почти всех научных приборов «Луны-25» остались на Земле. Это запасные или контрольные образцы, которые используют для испытаний. Думаю, тут тоже преждевременно говорить о каких-то конкретных решениях.

«Казалось, сегодня летаем около Земли, завтра — Луна, послезавтра — Марс. Но все оказалось не так просто и очень затратно»

— Насколько сегодня в целом важна лунная миссия? И что препятствует освоению спутника? Как эта проблема решается сегодня?

— Луна — это дальний космос. Ближний космос — околоземная орбита, где спутники вращаются вокруг Земли. Все, что требует отлёта от планеты и перелёта к другим небесным телам, в космонавтике считается дальним космосом. С точки зрения построения орбит, манёвров и радиосвязи, это совершенно другие технологии. Есть и иные аспекты, которые делают освоение Луны сложной задачей. Можно сравнить Луну с Антарктидой. Ведь в Антарктиде 100 лет назад все было совсем не так, как сегодня. Существовали попытки достичь Южного полюса, маленькие зимовья на берегу. Сейчас же там действует два десятка станций, на которых работают несколько тысяч человек. Самолёты летают на Южный полюс Антарктиды практически ежедневно. Туда даже возят туристов. Выполняется множество различных исследований не только Антарктиды, но и космоса из Антарктиды. Сейчас Россия строит на станции «Восток» новые здания футуристического дизайна, которые позволят безопасно и с удобствами прожить на этой территории еще 50 лет. Это уже не вагончики, как было раньше, а крупногабаритные многоэтажные конструкции. Но всё требует времени.

Освоение Луны сейчас в начальной стадии, полёт туда сегодня ресурсно затратен. Для того чтобы посадить порядка одной тонны на Луну, как было в случае с «Луной-25», необходимо запустить ракету «Союз». Если мы хотим вернуть какой-то груз с Луны, нужно запустить тяжелую ракету «Протон» или «Ангара». Если планируем отправить на Луну человека и, естественно, вернуть его на Землю, то нужна уже сверхтяжёлая ракета, выводящая на околоземную орбиту не менее 100 тонн. Сегодня подобных ракет нет, хотя когда-то существовал американский «Сатурн-5» и советская ракета «Энергия», которая летала дважды. В прошлом году американцы после многолетних отсрочек впервые запустили сравнимую ракету Space Launch System (SLS). Один подобный запуск стоит миллиард долларов. Поэтому Луна на данный момент достаточно затратна для освоения с присутствием человека. Но для продолжения исследований состава лунной поверхности, наблюдения космоса с Луны, сбора образцов в рамках существующих космических программ всё доступно.

Это лишь составная часть многонаправленного движения человечества в космос. По крайней мере, посадка на Луну точно проще посадки на Марс. Если мы хотим отправить человека на Марс, то вначале, очевидно, должен случиться полёт на Луну, который позволит отработать все технологии длительного пребывания человека в космосе. Около Земли космонавты сегодня летают с ежеминутной связью. Если что-то случается, есть возможность немедленно погрузиться в посадочный аппарат — и на Землю. В дальнем космосе такое невозможно, человек там предоставлен самому себе. Есть только радиосвязь и то, что космонавт положил в багажный отсек. В этом случае уже гораздо более высокие требования к надёжности, и всё должно постепенно отрабатываться. Повторюсь: полёт на Луну — естественный шаг в освоении космоса.

— Вы сказали, что сверхтяжёлых ракет, которые позволили бы отправить на Луну человека, не было давно. Почему это так? Получается, когда американцы отправляли человека на Луну, им было важно лишь завоевать пальму первенства в данном вопросе?

— Будущее трудно предугадать. Когда начиналась космическая эра и в 1961 году полетел Юрий Гагарин, то полёты на Луну казались естественным следствием: сегодня летаем около Земли, завтра — Луна, послезавтра — Марс. Но все оказалось не так просто. У космоса есть своя экономика. Если вы хотите, чтобы какое-то техническое средство окупалось, то его надо использовать чаще. Сейчас происходят сотни запусков в год средних и тяжелых ракет. Эти ракеты уже отработаны, изготавливаются фактически серийно, что само по себе влияет на снижение цены. Сверхтяжёлые ракеты сейчас и в ближайшие годы будут эксклюзивным запуском с соответствующей стоимостью. Околоземного применения таким ракетам пока не нашлось, нет спутников весом 100 тонн, которые бы приносили пользу экономике.

— Можно ли назвать Луну нашим приоритетом?

— Космическая программа многовекторна. В научных исследованиях все планеты равноправны. Но если мы говорим о движении человека в космос, освоении космоса, то Луна точно будет приоритетом на ближайшие десятилетия.

Кто сегодня знает, сколько российских космонавтов сейчас находится на космической станции? Мало кто. А когда я был моложе, портреты космонавтов висели на плакатах и все знали, кто сколько раз летал, чем награжден. Сегодня человек уже освоил околоземную орбиту, космические станции работают устойчиво. Луна — следующий шаг в смысле освоения. Именно таким образом этот вопрос рассматривают все космические агентства.

В США открыли программу «Артемида», по которой, согласно планам, после 2025 года будет высадка на Луну человека. Китай недавно объявил, что к 2030-му пошлет на Луну своих космонавтов. Сегодня ежегодно по 4–5 автоматических аппаратов запускаются к Луне. Южнокорейский аппарат находится на орбите около Луны. Израиль и Япония запускали посадочные модули. Индия тоже делала это несколько раз. Луна востребована, следующий возврат на спутник будет уже не юношеским порывом 1970-х годов, а чем-то более осмысленным, технологичным, расчётливым. И, конечно, намного менее политизированным, чем тогда.

Стоит отметить, что наши приоритеты на Луне сместились. Раньше все посадки были экваториальными, среднеширотными — там гораздо больше плоских пространств, чтобы удобно и безопасно сесть. После 2000 года сложилась новая парадигма о Луне, более интересными для изучения стали приполярные области. Во-первых, как показали в том числе и российские приборы, которые летали на американских космических аппаратах, в приполярных районах под поверхностью есть немного замороженной воды. Она может быть полезным ресурсом, если мы планируем создавать на Луне что-то постоянное. Также вода тесно связана с жизнью. На Луне, конечно, жизни однозначно нет. Но там могут быть остатки примитивной органики очень древнего происхождения. Луна — это практически каменный шарик, на котором несколько миллиардов лет ничего не происходило, только падали метеориты и астероиды. Все, что лежит на поверхности либо неглубоко под ней, — это межпланетный музей истории Солнечной системы. Можно прилететь туда, собрать образцы и посмотреть, как выглядела Солнечная система миллиарды лет назад.

Полярные районы также более удачны с точки зрения размещения постоянных баз. Как известно, лунная ночь и лунный день длятся 14 дней. Днем на Луне температуры могут достигать плюс 150, ночью — минус 150 градусов. У полюса солнце над горизонтом низкое, соответственно, тепловой режим там смягчен. По крайней мере, днем не так жарко. Кроме того, если вы сидите на горке, то, по идее, видите солнце дольше, чем 14 дней.

При этом лунные полярные районы более гористые, там не так просто выбрать более удобное место для посадки. Поэтому сейчас возникла конкуренция за места. Количество удобных мест посадки ограничено, и ясно, что, если кто-то сел, другой туда уже садиться не будет просто из соображений безопасности. Какие бы законы ни принимали, здравый смысл говорит, что друг другу на голову садиться непрактично. И, если мы смотрим американские, индийские, наши планируемые места посадки, они во многом пересекаются. Возникла мини-гонка — кто угадает, какое место самое хорошее, и первым займёт его.

— Индия как раз сейчас на южном полюсе разместилась. Это удачное место?

— Они заняли точку около 70-го градуса, в земных реалиях это Мурманск или Норильск. Чем ближе к полюсу — тем сложнее совершить посадку. Солнце и Земля ниже над горизонтом. Любая горка в поле зрения может экранировать либо от Солнца, либо от Земли. А видимость Земли — это постоянная радиосвязь. Поэтому, когда мы говорим о приполюсных районах, это не флаг точно на 90-м градусе широты. Скорее некая зона, какая-то окрестность полюса.

«Гонка 1970-х годов носила экзистенциональный характер и была одним из факторов самосознания нации в период холодной войны»

— Вы сказали, что сегодня конкуренция в космонавтике не так политизирована, как раньше, и гонки нет. Так ли это?

— Какая-то конкуренция есть всегда и во всём, даже в магазине существует конкуренция за определённый товар. Речь скорее о том, что гонка 1970-х годов носила экзистенциональный характер и была одним из факторов самосознания нации в период холодной войны. Сейчас, конечно, гонки на стратегическом уровне нет. Хотя космос для публики очень видимый сектор экономики и индикатор общего уровня развития. Всё, что там происходит, носит несколько политизированный характер.

Но сегодня мы видим не только примеры конкуренции, но и кооперации, к примеру МКС. Сотрудничество по многим космическим проектам сохраняется. Общий разрыв связей с учетом политической обстановки, конечно, влияет. Один из таких примеров — «Экзомарс». Проект практически сняли со старта.

— Можно ли сегодня выделить главный предмет конкуренции?

— Если мы говорим о прикладном космосе, то это связь, навигация, съёмки Земли из космоса. В мире работает огромное количество независимых фирм, которые разрабатывают и запускают спутники, пытаются продавать услуги. Коммерческий космос всегда конкурентен, но здесь нет такой быстрой выгоды, как в некоторых сделках на Земле. Это долговременные вложения на годы вперед.

— Кого из мировых держав можно назвать лидером космической гонки?

— Если смотреть по количеству спутников, то США вне конкуренции с учетом тысяч спутников Илона Маска. Россия делает меньше запусков, но все равно на орбите сейчас полторы сотни спутников — тоже достаточно много.

— Важно ли нам лидерство?

— Нам важны результаты. Это должно быть спроецировано на финансовые и технологические возможности страны. Есть такие области, где чрезвычайно важна независимость России в космосе, — это навигация, связь, наблюдения Земли из космоса. Например, должна быть всегда полностью сформирована система из 24 спутников ГЛОНАСС.

— В настоящее время у нас лишь один пилотируемый корабль «Союз». Не устарел ли он? Занимаются ли сегодня новыми разработками?

— В эксплуатации сейчас действительно находится только «Союз», он вполне обеспечивает необходимые объёмы по доставке космонавтов на космическую станцию и обратно. Это экономичный, компактный серийный аппарат. Интересно, что корабль «Союз» и ракета «Протон» — наследство советской лунной программы. Сегодня «Союз» прошёл несколько модернизаций и обеспечен современным цифровым оборудованием. Наверное, рано или поздно разработают замену. Сейчас создается новый корабль «Орел», он должен полететь через несколько лет.

Кстати, у китайцев тоже один космический аппарат, притом очень похожий на «Союз». Сейчас там делают более крупный аппарат под более тяжёлые нагрузки. Американцы после «Шаттла» долгое время не имели запусков пилотируемых аппаратов. Сейчас разработали фактически два корабля, но активно летает только аппарат Маска. Он используется и в грузовом, и в пилотируемом варианте.

— Какие технологии мы сегодня используем для пилотируемых запусков на МКС — то, что было создано во времена Сергея Королёва? Или у нас уже есть что-то новое?

— Всё оборудование, конечно, уже цифровое. Если посмотреть фотографии МКС изнутри — это рай для айтишника. Огромное количество слотов, цифровых блоков, компьютеров, приборов — все это окутано проводами. Но алюминиевый корпус — это алюминиевый корпус, здесь ничего нового не придумаешь.

— У России есть космодромы Восточный, Плесецк, также запуски осуществляются с казахстанского Байконура. Нужны ли нам дополнительные космодромы?

— Этот вопрос должен рассматриваться в комплексе. Сегодня у российских космодромов лишь один недостаток — они все расположены на относительно высоких широтах, не на экваторе. Соответственно, выводить спутники с них более затратно. Поэтому если и развиваться в этом направлении, то строить новые космодромы надо вместе с кем-то в экваториальной зоне. Сейчас же стоит осваивать Восточный, строить там дополнительные стартовые площадки. Плесецк — это прежде всего военные запуски, им по соображениям секретности надо быть отдельно. Часть аппаратов летает с Байконура, где сейчас развиваются совместные коммерческие проекты России с другими странами. Думаю, на данном этапе космодромов нам достаточно.

— А откуда дешевле производить запуски — с Восточного или Байконура?

— По стоимости всё примерно одинаково. Однако нужно смотреть в комплексе. Чем хорош Байконур? Он в степи, что позволяет совершить аварийную посадку в удобном безлюдном месте. С Восточным в этом смысле не все так просто. Вдоль трасс выведения либо океан, либо северные горы.

С другой стороны, Байконур — на территории зарубежного государства. Соответственно, все запуски, виды ракет, топлива и поля падения надо согласовывать. Это, конечно, лишние хлопоты, появляются риски. В этом смысле космодром на своей территории более надёжен.

«Говорить о том, что Маск создал что-то с нуля, начал в гараже и построил ракету, неправильно»

— В США, помимо НАСА, активно ведет работу и частная компания Илона Маска SpaceX. Стоит ли России идти по этому пути?

— Количество частных коммерческих компаний, работающих в космосе, не ограничивается SpaceX. Например, Boeing, McDonnell Douglas — коммерческие акционерные предприятия, которые также производят и космическую технику.

Если говорить о SpaceX, то компания не раскрывает прибыльность своих проектов. Они получают много заказов от НАСА, других стран. Контракты с военным ведомством на запуск ракет — это тоже неплохие деньги. Говорить о том, что Маск создал что-то с нуля, начал в гараже и построил ракету, как принято в американской мечте, неправильно. Он в свое время нанял большое число инженеров, ушедших из НАСА. Компания получила немалое количество технической информации от НАСА. Надо отметить, что в США и Европе есть специальные программы по выращиванию частной космической экономики. Они, не скупясь, тратят финансирование, передают технологии, потому что в какой-то момент это позволяет снять с себя обязательства по разработке, создает конкуренцию. Затем НАСА приходит к Маску и говорит о том, что хочет запускать космонавтов в космос, скажем, дважды в год на протяжении 20 лет. И SpaceX делает многоразовый космический аппарат. Для Илона Маска это в значительной степени коммерческий проект, а НАСА сняла с себя ответственность за разработку. В этом состоит взаимная выгода, получается государственно-частное партнерство.

— Есть ли в нашей стране аналогичные примеры взаимодействия государства и частных компаний?

— Сейчас появляются. Компаниям для разработки нужны дополнительные свободные ресурсы. Бизнес миллионеров работает так: я начал дело в гараже, а потом дедушка дал мне миллион. В западном мире средства привлекают с финансового рынка, есть инвестфонды, несложно взять кредиты под малые проценты на долгие годы или привлекать инвесторов за счёт стоимости акций на бирже. В России таких способов привлечения денег пока нет, но и у нас многие пытаются что-то делать. S7 пыталась, но международная нестабильность ее подкосила. Набирают силу телекоммуникационные компании. Они сегодня инвестируют в создание своих спутников, покупают компании, которые создают малые спутники. В последние годы наметился сдвиг, и «Роскосмос» тоже уделяет этому внимание. Мы обязаны пойти по такому пути, просто сделаем это с некоторыми задержками.

— Насколько я знаю, Илон Маск в начале создания SpaceX прилетал в Россию и общался с нашими специалистами. Потом, видимо, что-то не срослось, он вернулся в США и начал сотрудничать с НАСА. Можно ли назвать это нашим упущением? Ведь, сложись все иначе, SpaceX вполне могла бы сейчас делать ракеты и нам.

— Зачем нам кто-то, кто будет продавать ракеты? У нас свое предприятие есть, оно и должно работать. Илон Маск действительно общался со специалистами, набирался опыта, выбирал приоритеты. Это было частью его маркетинга. Не думаю, что тогда, в 2000-х годах, из этого могло вырасти то, что будет выгодно нашей стране. Американцы уже тогда ввели сильные ограничения на передачу технологий в Россию.

«Нельзя улететь на Марс, не долетев до Луны»

— Можно ли предположить, что, если бы СССР не вступил в лунную гонку, мы бы сегодня уже побывали на Марсе?

— Если говорить о пилотируемых полётах, то нельзя улететь на Марс, образно говоря, не долетев до Луны. Чтобы космонавты вылетели, сели на Луну, взлетели, перешли в орбитальный модуль, подлетели к Земле и приземлились, нужно вытащить на околоземную орбиту 150 тонн. Чтобы так же слетать на Марс, нужно вытащить на орбиту несколько сотен тонн, потому что Марс дальше. Чем дальше, тем дороже в техническом смысле. Траектории в космосе принято мерить еще и в скоростях. Чтобы вывести человека на околоземную орбиту, необходимо набрать скорость 8 километров в секунду. Для полета до Луны нужно набрать еще 2 километра в секунду, потом 1 километр в секунду сбросить, чтобы прилуниться, а затем снова набрать, чтобы взлететь. В случае с полётом на Марс речь идет о десятках километров в секунду.

Чем бо́льшую скорость нужно набрать, тем больше топлива потребуется. Действует закон сохранения импульса. Эффективность топлива тоже измеряется через скорость реактивной струи, которую оно может выдать при сгорании. Обычное реактивное топливо, которое сегодня используется, даёт единицы километров в секунду. Сравниваем со скоростью, которую нужно набрать, и получаем, соответственно, что космический аппарат для полёта на Марс должен на 90 процентов состоять из топлива.

Кроме того, космонавтов важно еще вернуть обратно целыми и здоровыми. Если на околоземной орбите вы промахнулись с манёвром, можете попробовать еще раз, скажем, на следующем витке. Если вы ошибаетесь на пути к Марсу, можете никогда не вернуться назад. Другого шанса не будет просто потому, что траектория уведёт вас туда, откуда нет возврата. Поэтому все вопросы безопасности, надёжности и отработки манёвров критически важны в дальнем космосе. Долететь до Марса, не опробовав всё у Луны, наверное, можно, но это не поможет сэкономить, а лишь умножит проблемы.

— То есть пока о том, кто первый полетит на Марс, речи не идёт?

— Подобный полёт запланирован, условно, на 2040 год. Однако реальная работа в этом направлении не начата. Если по Луне в Китае и США делаются ракеты и посадочные аппараты, то по Марсу таких работ пока нет. Всё в стадии предварительного рассмотрения.

— Представляет ли повышенный интерес Венера?

— Марс интересен в смысле освоения. Это следующая точка после Луны, где может существовать человек. Там очень разрежённая атмосфера, тепловой режим мягче, чем на Луне, но температура при этом все еще минус десятки градусов. Там холодно, выше нуля температура практически никогда не поднимается. Тем не менее человек может существовать на Марсе в скафандре. Потому эта планета концептуально рассматривается как следующая точка высадки человека в космосе. Пусть мы не до конца понимаем, как там существовать долгое время, но, по крайней мере, можем прилететь и тестировать технологии.

Венера, другие планеты прежде всего представляют интерес для изучения. Существование человека на Венере невозможно, потому что на поверхности планеты давление 100 атмосфер и плюс 500 градусов Цельсия. Место, в котором условия на Венере аналогичны Земле, — на высотах 60–70 километров в облачном слое. Там давление — одна атмосфера и температура плюс 40 градусов. Поэтому ученые предполагают, что в облаках могут находиться частички аэрозоля с примитивной жизнью. Скорее всего, если там что-то и есть, это больше похоже на бактерии, которые живут на Земле в вулканических источниках. В 2030-е годы на Венеру летит целая флотилия аппаратов. Среди них — американские, индийские, европейские и наши.

Кстати, ещё одна цель, с точки зрения поиска жизни, как ни странно, — это ледяные спутники Юпитера. На поверхности там минус 150 градусов, лёд превращается в бетон. Однако внутренность у этих спутников разогрета, по-простому говоря, трением о гравитационное поле Юпитера. Уже известно, что подо льдом на спутниках Юпитера есть океаны жидкой воды. А там, где вода, там и жизнь. Сейчас один аппарат уже находится в системе Юпитера, ещё два, американский и европейский, летят туда с целью дальнейшего изучения именно ледяных спутников.

— Рассматривает ли Россия возможность изучения Юпитера?

— Пока, к сожалению, нет. Российская программа, как, кстати, и программы других стран, ограничена не столько идеями, сколько финансовыми возможностями.

— Каковы наши приоритеты в изучении и освоении космоса?

— Мы говорим, что есть три стадии проникновения человечества в космос: исследование, освоение, использование. Последнее с практической точки зрения — это ближний космос. Необходим переход к индустриальным конвейерным технологиям, создание сотен спутников в год, чтобы обеспечить космическую связь с любой точкой Земли, ее наблюдение в любой момент.

Например, ГЛОНАСС когда-то был чисто военной системой, а сегодня его сигнал принимает почти каждый смартфон. Мы забываем о том, что каждый день пользуемся космической технологией, обращаясь к навигатору. И космическая навигация — это некоммерческий проект для «Роскосмоса» и агентств других стран. Государства поддерживают эту систему, чтобы потребитель получал сигнал бесплатно. Поэтому экономика космоса не всегда прямолинейна. Если бы за спутниковую навигацию платили хотя бы копейку за каждое использование сигнала, то космическая отрасль получала бы очень неплохие деньги.

Если говорить о дальнем космосе, на переднем плане — исследования планет. Мы пытаемся понять их эволюцию: что сделало Землю Землей, а Марс — Марсом. Также заняты поиском следов жизни, прошлой или современной. Кроме того, мы хотим понять, как устроена Вселенная, какие новые и неизвестные физические законы управляют ее динамикой. Помимо чисто естественно-научного значения, результаты такого рода исследований будут иметь и долгосрочные практические последствия. Цивилизация ХХI века со смартфонами, интернетом, искусственным интеллектом основана на открытиях физики (электромагнетизм, квантовая теория и прочее), сделанных в ХIХ веке и начале ХХ столетия. Следующие 100 лет человек учился использовать их для практических целей. Обеспечение человечества в следующие века в десятки раз бо́льшими, чем сегодня, материальными ресурсами, энергией, несомненно, потребует использования новых физических принципов, которые сейчас неизвестны. Именно в космосе мы уже видим «следы новой физики» в излучении самых дальних объектов, в динамике чёрных дыр и сверхновых, в проявлениях «тёмной энергии» и «тёмной материи».

Еще одной важной задачей являются исследования Земли как космической экосистемы. Важно изучать, как Земля взаимодействует с окрестным космосом. Это солнечные вспышки, магнитные бури, полярные сияния, астероиды. Работает некая единая система, в которую вовлечено и Солнце как источник энергии, и Земля как реципиент.

Луна и астероиды — на границе между исследованием и освоением. Сегодня все летят на Луну, разрабатывают технологии, имея в виду, что это новый этап освоения. Да, конечно, разработки потребуют десятков лет, тем не менее когда-то надо начинать.

«Если мы хотим развиваться, в перспективе должны двигаться в космос»

— Сегодня ходит много споров вокруг целесообразности пилотируемой космонавтики. Что вы думаете об этом?

— Автоматы сегодня выполняют огромное количество функций, которые человек не может провести на орбите. Но ресурсы Земли ограничены, человек рано или поздно должен двигаться в космос. Если человеческая цивилизация хочет жить хорошо и через 100, и через 200 лет, она должна двигаться в космос. Поэтому пилотируемые полеты — это необходимый этап именно продвижения человечества в космос. И не надо рассматривать пилотируемую космонавтику только через призму текущей полезности. Да, пока мы не до конца понимаем, что 100 человек могут делать в космосе. Но рано или поздно, возможно, начнется производство в космосе или добыча ресурсов.

— Стоит ли развивать космический туризм? Насколько это оправдано и безопасно ли в целом?

— Сейчас космический туризм, с точки зрения стоимости, эксклюзивен. Но, если хотя бы 10–15 человек станут летать ежегодно, это будет означать, что число любителей сравнялось с количеством профессионалов. Это будет важный шаг с точки зрения внутреннего развития отрасли. В какой-то момент это сможет даже приносить деньги пилотируемой космонавтике. Да, постепенно стоимость и риски таких полётов будут снижаться. У нас же смогли подготовить к полёту съемочную команду, притом всего за пару месяцев. С точки зрения безопасности и здоровья, все проблемы решили. А ведь раньше даже туристов готовили дольше.

— Кстати, как вы в целом оцениваете наш фильм, снятый в космосе?

— Сама история затягивает. Но только прокат и рейтинги покажут, как именно он войдёт в историю. Думаю, сам по себе факт съёмок художественного фильма в космосе интересен. Свою положительную роль эта картина сыграла — люди стали больше думать о космосе. Можно затратить миллиарды рублей на брендовую рекламу, а можно снять фильм, и его увидят несколько миллионов человек. Пропаганда космоса наиболее важная роль «Вызова». Он вернул космические вопросы в центр общественной дискуссии, что уже хороший итог.

— Является ли освоение космоса для России одной из национальных идей?

— Такого, как в 1960-е, когда все выходили на улицы посмотреть, как летит спутник, а мальчишки и девчонки хотели стать космонавтами, сейчас нет. Однако даже инцидент с «Луной-25» доказывает: люди близко к сердцу воспринимают всё, что связано с космосом. Он остается одним из значительных элементов национального сознания. Для россиян важно, чтобы страна оставалась в космосе впереди планеты всей. Сейчас мы, конечно, не на первом месте, тем не менее сам факт наличия темы в общественном сознании свидетельствует о её высокой значимости.

— В одном из интервью вы сказали, что развитие человечества без космоса в стратегическом плане невозможно. Справедливо ли это утверждение и сегодня?

— Наша цивилизация рано или поздно упрется в ограниченность ресурсов Земли. Мы будем вынуждены регулировать население и энергетические затраты. Если мы хотим развиваться без жёстких ограничений, в перспективе должны двигаться в космос. Примерно так же первобытный человек когда-то сидел на берегу океана с удочкой и думал, что океан бесконечен. Но появились лодки, потом на парусных кораблях освоили практически весь мир. Всё всегда происходит постепенно. Мы только в начале пути.

По кратерам на Земле мы знаем, что раз в тысячи и миллионы лет падают астероиды, которые создают разрушения катастрофического характера. Мы не знаем, когда появится такой астероид. Сейчас не видим опасных астероидов, но не знаем, что будет через 100 лет. Рано или поздно такие астероиды найдут, и тогда возникнет вопрос: а что делать? Возможно, придется организовывать экспедицию по его перехвату. Есть и идея о переселении на Марс.

А если вернуться к фантастике и визионерству, стоит поговорить о том, что Вселенной миллиарды лет. Человеческой цивилизации, начиная от обезьян, — пара миллионов лет. Значит, в космосе должно быть огромное количество цивилизаций старше нас. Почему же мы их не видим? Есть оптимистический взгляд — мы находимся на своеобразном карантине, никто не вмешивается в наше развитие. Есть и пессимистический взгляд — цивилизации просто гибнут по одной из естественных причин, будь то перегрев атмосферы, падение метеорита или взрыв сверхновой рядом. Для того чтобы побороть этот пессимистический сценарий, нужно идти в космос. Другого пути нет.

Источник: «БИЗНЕС Online».

Текст: Дарья Казакова.