Статус, который сейчас есть у Российской академии наук, позволяет делать все необходимые преобразования без коренной ломки.

Накануне Общего собрания Российской академии наук, участники которого будут выбирать нового президента РАН, ответственный редактор приложения «НГ-наука» Андрей ВАГАНОВ поговорил с одним из реальных претендентов на этот пост, который, кстати, первым объявил о своем намерении баллотироваться. О нынешнем состоянии академической науки в России, о том, какую роль она должна играть в жизни страны и какие шаги должна предпринять РАН для поднятия своего авторитета в государстве и обществе, рассказывает академик-секретарь отделения нанотехнологий и информационных технологий РАН, академик РАН Геннадий КРАСНИКОВ.

– Геннадий Яковлевич, вы говорили, что в выборах на пост президента РАН в 2017 году вас убедил участвовать ваш учитель академик Жорес Иванович Алферов. Что стало побудительным мотивом для вас сейчас – может, что-то изменилось в самой академии за последние пять лет, прошедших с предыдущих выборов президента РАН?

– По моему мнению, с 2013 года в том, что касается отношения к академии со стороны власти и общества, мало что изменилось. Академия наук по-прежнему остается отодвинутой от государственной системы принятия решений, и это серьезнейшим образом сказывается на ее авторитете. Авторитет продолжает падать, и эта тенденция только усиливается.

Для меня основным побудительным мотивом к участию в выборах стала стремительно меняющаяся после 24 февраля ситуация, которая обозначила много вызовов для страны. Вызовов, которые лежат в самых разных областях: в науке и технике, экономике, социальных вопросах. Я посчитал, что в этой ситуации Академия наук может сыграть существенную роль в решении возникших многоплановых проблем и за счет активного участия повысить свой авторитет и занять важное место в государственной системе принятия решений.

К сожалению, я также увидел, что академия ничего не делает для того, чтобы исправить сложившуюся ситуацию, не пользуется новыми возникшими возможностями. И это видно даже в высказываниях высших государственных лиц в отношении академического сообщества. Поэтому я принял решение участвовать в выборах и в случае победы планирую активно включиться вместе с академией в решение этих задач и добиться возвращения былого авторитета Академии наук.

– Но раньше авторитет академии был беспрекословно высок за счет реализации масштабных государственных проектов: атомного, космического, химизации народного хозяйства, энергетического… Где сейчас такие проекты?

– Наличие таких масштабных стратегических проектов, которые поднимали бы многие направления науки и техники, очень важно и для страны, и для Академии наук. Проекты, которые вы упомянули, в свое время стали локомотивом, драйвером развития для целых отраслей. Замысел и реализация такого рода глобальных проектов, крайне нужных сейчас для страны, с одной стороны, повысит авторитет академии, а с другой – даст возможность привлекать большие государственные ресурсы для выполнения фундаментальных и поисковых исследований. Думаю, что государство сейчас должно вкладывать средства в развитие отечественной науки и технологий. Но государство хочет увидеть и результаты этих инвестиций. И если академия начнет генерировать такого рода масштабные стратегические государственные проекты с их научно-методическим сопровождением, брать на себя определенную долю ответственности за реализацию, то и отношение к ней резко изменится на всех уровнях – и в руководстве страны, и в обществе в целом.

– В публичных выступлениях вы много говорите о том, что сегодня экспертизы РАН зачастую игнорируются чиновниками, из-под экспертизы академии выводятся целые исследовательские институты и вузы, а недавно часть экспертизы вообще хотели передать в созданный на базе Российского фонда фундаментальных исследований Российский центр научной информации. Так, может, государству экспертиза РАН уже и не нужна?

– Здесь два аспекта. В структуре РАН находятся очень многие научные направления. Не только физика, математика, химия, наука о материалах, энергетика, но и общественные науки: социальные, экономические, философские, исторические, филологические, юридические. Мы в академии любой документ, который выходит из правительственных ведомств и самого правительства, видим намного шире – с разных сторон, во взаимосвязи со многими направлениями, о которых чиновники и обыватели могут даже не догадываться. Поэтому академия должна стать важным звеном в согласовании таких документов.

С другой стороны, нам нужно добиться того, чтобы экспертиза академии стала значима для всех ведомств и организаций. Если у академии есть заключение по экспертизе, мнение по конкретному документу или проекту, очень важно, чтобы с этой точкой зрения правительство считалось. И такой документ в случае отрицательного отзыва академии не может утверждаться без согласительной комиссии. К сожалению, мы сейчас видим, что значимость мнения Академии наук существенно упала – и это нужно менять.

– Геннадий Яковлевич, в своей программе вы говорите о необходимости цифровой трансформации экономики и техносферы Российской Федерации: «Масштабное внедрение технологий искусственного интеллекта, киберфизических производств, сервисной робототехники, развитие суперкомпьютерных, нейросетевых и телекоммуникационных технологий, методов эффективного использования больших данных в целях решения широкого спектра актуальных практических задач». Вместе с тем настаиваете, что одна из задач РАН – «обеспечение духовного здоровья нации на основе системного противодействия угрозам разрушения единого информационно-культурного пространства Российской Федерации в условиях повсеместной компьютеризации и информатизации населения и его подверженности массированным разрушительным информационно-психологическим воздействиям». Нет ли тут противоречия?

– Никакого противоречия здесь нет. С одной стороны, идет развитие технологий, прогресс. Задача Академии наук состоит не только в том, чтобы поддерживать прогресс, но и в том, чтобы с учетом нашего широкого видения развития технологических возможностей прогнозировать, как это будет влиять на развитие всего общества, общественных отношений. Такое разноплановое видение дает очень серьезный материал для направлений, которые занимаются социальными вопросами, психологическими, экономическими, философскими.

Уже сейчас понятно, какие проблемы ставит развитие технологий перед человечеством, и нужно заранее предлагать способы решения этих проблем – не ждать, пока они настолько назреют, что нам придется что-то делать уже в пожарном режиме. Только в Академии наук можно увидеть влияние тех или иных тенденций, сочетающих развитие технологий и общественных отношений, и сформировать заранее прогноз и задачи для наших общественных наук. Что характерно, техника, которая будет развиваться, станет еще и помощником в решении будущих проблем.

– Еще одна цитата из вашей программы: «Сложные внешние условия, навязанные России извне и формирующие серьезные ограничения на доступ субъектов российской экономики и науки к зарубежным высоким технологиям, равно как и возможные ограничения на выделяемые государством академической науке финансовые и материальные ресурсы, безусловно, создают дополнительные проблемы для реализации стратегии (Стратегия научно-технологического развития Российской Федерации. – «НГ») и выполнения программ (госпрограмма «Научно-технологическое развитие Российской Федерации», Программа фундаментальных научных исследований в Российской Федерации на долгосрочный период (2021–2030 годы). – «НГ»). Однако их цели, несомненно, будут достигнуты…»

На чем основана эта ваша уверенность?

– Сегодня очень серьезно, буквально каждый день, в государстве и обществе меняется парадигма отношения к отечественной науке, отечественному исследователю. Еще несколько лет назад было такое благодушие: «Мы всегда можем купить любую разработку, технологию, продукцию, вокруг нас одни друзья, которые с радостью будут этим с нами делиться». Время показало, что это далеко не так, и надеяться нужно в первую очередь на собственные силы, собственную науку. И мы понимаем, что государство в этой ситуации будет больше вкладывать в российские исследования и разработки.

Я вижу, как постепенно меняется отношение государственного руководства к отечественным научным исследованиям, внедрению новых разработок. А для людей, которые занимаются исследованиями, это очень важно. Это дает им дополнительную мотивацию и стимул.

– «РАН должна обеспечить устойчивый рост научного присутствия России в глобальном научном пространстве». Опять же – за счет чего? Какие механизмы здесь возможны?

– Во-первых, способствовать налаживанию межгосударственного диалога, прояснению и продвижению позиций России по актуальным вопросам международных отношений в мировом научном сообществе должна научная дипломатия, контакты ученых разных стран. Должны активизировать свою деятельность организации и отдельные ученые, представляющие Российскую академию наук в авторитетных международных научных советах, комитетах и институтах.

Мы видим, как весь мир сегодня сегментировался. Есть государства, которые нам дружественны, – это страны БРИКС и многие другие, которые хотят с нами работать создавать совместные проекты, обмениваться результатами исследований. И численность населения в этих странах намного больше, чем в тех, что сегодня пытаются с нами обострять отношения.

Также мы должны развивать деятельность академии в рамках Международной ассоциации академий наук (МААН), являющейся преемницей Академии наук СССР на постсоветском пространстве, взаимодействие с научными сообществами Шанхайской организации сотрудничества и других дружественных России международных политических объединений. Кроме того, я искренне надеюсь, что ученые многих стран больше увлечены наукой, чем политикой, и обмен знаниями все равно будет продолжен.

– Российский научный фонд (РНФ) уже сейчас становится фактически соизмеримым по объемам финансирования фундаментальных исследований с Академией наук. Как вам видятся перспективы такой «конкуренции»?

– Тут нет конкуренции как таковой. В конечном итоге чем больше будут финансироваться фундаментальные и поисковые исследования в стране, тем лучше. Академия должна активнее играть роль государственного научного штаба, поставить взаимодействие с министерствами и корпорациями Российской Федерации на системную основу и работать со всеми ведомствами, которые финансируют фундаментальную науку: Роскосмосом, Росатомом и другими, возобновить более тесное взаимодействие с научными фондами и институтами развития, которые поддерживают и финансируют фундаментальные и поисковые научные исследования. Мы должны изучать научные приоритеты, постоянно быть в гуще событий. Однако при этом базовая часть финансирования научных организаций должна сохраняться в обязательном порядке.

– Все предлагаемые вами мероприятия имеют внешний по отношению РАН функционал. Если суммировать – академия должна стать «организатором фундаментальных и поисковых научных исследований, инициатором стратегических проектов». И очень мало, на мой взгляд, предложений по улучшению работы и структуры самой РАН. Между тем тот функционал, которым вы предлагаете в своей программе «нагрузить» Академию наук, как мне кажется, предполагает совершенно другой статус и ресурсное, в том числе кадровое обеспечение РАН. Сегодня формально и официально академия не имеет даже своих библиотек и архива. Все исследовательские институты также лишь по инерции называют академическими – они подчинены Министерству науки и высшего образования России. Вы предполагаете бороться за возвращение институтов под эгиду РАН? Или поезд уже ушел и это уже неактуально?

– Я считаю, что мы должны в первую очередь обеспечить реальное научно-методическое руководство институтами. Не как сейчас – раз в пять лет согласовываем кандидатов на должность руководителя института, а дальше никак не можем влиять на работу института, кроме проведения экспертиз госзаданий, где у нас 99 % положительных решений. Нужно усиливать научно-методическое руководство: на базе отделений создавать комиссии и раз в два-три года проводить серьезные комплексные проверки институтов по основным результатам деятельности, соответствия качества исследований мировому уровню, качеству приборной базы, в том числе оценивать квалификацию руководства и направлять решения комиссий в правительство.

Что касается изменения статуса, то он меняется авторитетом самой академии. Статус, который сейчас у академии есть – Федеральное государственное бюджетное учреждение, – позволяет делать все необходимые нам преобразования без коренной ломки. Мы же не просто ФГБУ – по нам есть отдельный закон, постановление правительства. И если мы хотим получить какие-то новые функции, их можно ввести постановлениями правительства как дополнения в Закон о Российской академии наук. Просто их нужно четко формулировать и настойчиво добиваться принятия их правительством.

Текст: Андрей Ваганов, «НГ-Наука».