Накануне своего 65-летия президент академии наук Геннадий Красников дал интервью «Известиям», в котором рассказал о повышении роли ученых в обществе, развитии микроэлектроники и восстании машин.

Российские ученые работают над новым, энергонезависимым видом памяти, который потребляет на порядок меньше энергии, чем традиционный. В целом же в стране реализуется полномасштабная программа по разработке особо чистых материалов и развитию электронного машиностроения, которая должна привести отечественную микроэлектронику к успеху. Об этом, а также о возрастающей роли Российской академии наук и значимости фигуры ученого для развития страны в день своего 65-летия «Известиям» рассказал президент РАН Геннадий Красников.

– Геннадий Яковлевич, вы на посту президента РАН уже полгода. Чего удалось достичь за это время?

– Первый период моей деятельности связан с тем, что я на постоянной основе встречался с руководителями страны. Мы обсуждали очень много вопросов, которые связаны с местом Российской академии наук, ее ролью, особенно на современном этапе развития нашего общества. Ведь вызовы перед страной сегодня очень большие. На этих встречах была отмечена особая роль академии наук в решении вопросов, которые стоят перед наукой и нашей промышленностью. Мы обсудили конкретные шаги, чтобы РАН включилась в процессы государственной системы принятия решений. И внесла значимый вклад, какой она вносила на протяжении всей своей многовековой истории.

– Какие задачи вы перед собой ставите на ближайшее время?

– Российская академия наук берет на себя экспертизу стратегически значимых национальных проектов, которые будут рассматриваться на самом высоком уровне. Сейчас организована работа по экспертизе 10 дорожных карт, которые ведет первый вице-премьер Андрей Белоусов, они находятся на контроле у правительства. Мы стремимся к тому, чтобы экспертная роль РАН усиливалась во всех аспектах.

Также проводим большую работу по формированию государственных заданий для фундаментальных и поисковых исследований как для НИИ, так и для университетов. И здесь вводятся новые индикаторы – учитывается не только публикационная активность и наличие прорывных направлений, но также вводятся показатели востребованности научных исследований. Не с точки зрения того, чтобы исследования сразу же шли к практическому воплощению, а чтобы продолжалась комплексная работа и одни исследования перетекали в другие. И чтобы наша промышленность, отраслевые институты могли на базе этих исследований проводить свои опытно-конструкторские работы.

– Над какими еще вопросами сейчас идет работа?

– В частности, идет работа по созданию Санкт-Петербургского отделения академии наук. Решение о его организации было принято на общем собрании в сентябре. К нам перешел имущественный комплекс, где отделение будет работать. Это Университетская набережная, дом 5. И сейчас мы формируем там коллектив. Также на повестке вопросы, связанные с трехсотлетием Российской академии наук, которое мы будем праздновать 8 февраля следующего года. Здесь очень много организационных мероприятий, в том числе и хозяйственных, например ремонт исторических зданий.

– Если говорить о ваших достижениях в науке, что вы считаете самым значимым?

– Мною была разработана научно обоснованная теория, объясняющая причины невоспроизводимости и нестабильности электрических параметров транзисторов. На ее основе были предложены новые методы и способы учета, анализа и устранения этих причин, что позволило решить проблему массового производства интегральных микропроцессоров – особенно защищенных от воздействия радиации.

– А если говорить об управлении наукой?

– Микроэлектроника – очень сложная с точки зрения организации науки отрасль, потому что она объединяет многие направления науки и техники, начиная от материаловедения, физики твердого тела до электронного машиностроения. Это еще и затратно с точки зрения капиталовложений. Недавно вышел фильм «Вызов», где рассказывают про международные космические станции, на которые затрачены колоссальные ресурсы. Так вот современные чистые комнаты (помещения, необходимы для научных исследований и в промышленном производстве для всех наноразмерных процессов) по стоимости сопоставимы с МКС.

Запустить новые технологии, собрать всё воедино – это, конечно, серьезная задача, которую удалось решить на протяжении моего профессионального пути.

– А над чем вы сейчас работаете как ученый?

– Мы работаем над созданием нового вида памяти. Сейчас в основном используется так называемая статическая память с произвольным доступом. Однако для сохранения данных постоянно нужно питание, кроме того, такая память занимает порядка 40 % площади микропроцессора. И соответственно, потребляет много энергии.

Сейчас мы занимаемся созданием энергонезависимой памяти. В ней запись и считывание происходят гораздо быстрее, чем в традиционной. К тому же она занимает намного меньше места и потребляет на порядок меньше энергии. Этот вид памяти очень важен для создания новых микропроцессоров, нефоннеймановской архитектуры.

– Каковы в целом перспективы российской микроэлектроники?

– Я рад, что сегодня возникло понимание, что надо делать свое, отечественное. Сейчас реализуется полномасштабная программа, которую контролирует правительство РФ, по разработке особо чистых материалов, развитию электронного машиностроения, созданию новых технологий, новых чистых комнат. Я думаю, что через определенный период времени мы увидим, как количество переходит в качество, и российская микроэлектроника опять увидит ренессанс во всех отношениях.

– Вы застали всплеск микроэлектроники как науки и ее развития. Есть ли какие-то сейчас технологии, которые могут также провести революцию в ближайшее время?

– Безусловно, есть, причем в разных направлениях: и в области биологии, это в материаловедении, и в химии. Новые методы и применение искусственного интеллекта (ИИ) дают другие возможности для научных открытий. Уже который год все живут в ожидании развития квантовых технологий, так что в ближайшем будущем в них может быть достаточно серьезный прорыв.

– Вы сказали про ИИ. Как вы считаете, мы готовы к широкому внедрению искусственного интеллекта во все сферы нашей жизни? Почему ряд ученых высказывается против этого?

– Возьмем нейронные сети. Примерно каждые 10 лет производительность вычислений увеличивается в 1 тыс. раз. Если каких-то 30 лет назад задача на нейронных сетях по распознаванию образа решалась 10 лет, то сейчас, с учетом производительности, это примерно 0,3 секунды. Наш прогноз, который мы видим на ближайшее десятилетие, говорит о том, что возможности нейронных сетей вырастут не в 1 тыс. раз, а примерно в 100 тыс. То есть если современная машина считает какую-то задачу сутки, то через 10 лет это будет примерно 0,8 секунды. Конечно, видя такие возможности, задумываешься и о новых опасностях. Кто-то может, используя уязвимости, применить возможности ИИ для своих целей.

– То есть пока мы говорим не о восстании машин, но о неправомерном использовании этих систем человеком?

– Восстание машин – это, что называется, следующий этап. Сейчас идут работы по 6G. Через определенный период времени с развитием интернета вещей технологии придут к тому, что машины и нейронные сети будут сами между собой общаться. И в этом отношении нужно быть готовыми к тому, что если изначально в основе программы уже есть уязвимость, она может провоцировать непредсказуемые ситуации. Это вызывает опасения у многих ученых. Пока мы находимся у подножия этого взрывного развития, необходимо провести более серьезную проверку таких программ на предмет уязвимостей.

– Существуют технологии критически важные для национальной безопасности. Что сейчас делается для обеспечения научно-технологического суверенитета страны?

– Мы рассматриваем безопасность в широком смысле слова, не только с точки зрения военных технологий, но и с пониманием того, что сегодня через электронное устройство можно организовать различные катаклизмы. Например, остановить платежные системы, отключить электричество, вывести из строя автотранспорт и внести определенный хаос в жизнь государства.

Вопросы суверенитета охватывают в том числе биологическую и продовольственную безопасность, и с этой точки зрения Российская академия наук сейчас активно включилась в эту работу. У нас есть алгоритм, как мы в этих направлениях работаем, и самое главное – мы формируем вместе с правительством механизмы более активного участия РАН.

– А в чем оно будет заключаться?

– Мы вместе с правительством РФ запускаем шестую программу по фундаментальным исследованиям для ВПК. Российская академия наук активно участвует в формировании критической инфраструктуры, а также развивает те направления, о которых я говорил выше, в области биологической и продовольственной безопасности.

– Что бы вы хотели сделать для того, чтобы работа ученых стала более эффективной?

– Этот вопрос на самом деле широкий, он касается не только того, чтобы ученый хорошо работал и перед ним стояли задачи мирового уровня. У его труда должна быть моральная значимость. Если мы вспомним замечательный период конца 50-х – начала 60-х годов, когда российская наука блистала свершениями в космосе, запуском атомных ледоколов, когда создавались наукограды, то в то время образ ученого был очень привлекательным. Народ со школьной скамьи хотел заниматься наукой, это была общественно значимая работа. Я считаю, что этот фактор мы также должны использовать, чтобы не только артисты, юмористы и так далее были главными звездами экранов, но и деятели науки.

Мы должны больше рассказывать про ученых и про их труд, про их достижения, чтобы моральный стимул присутствовал и помогал делать новые свершения в науке.

Текст: Мария Недюк.
Источник: ИЗВЕСТИЯ.