Академик РАН Роберт Нигматулин рассказал, почему выдвинул свою кандидатуру на выборы президента Российской академии наук, которые состоятся в сентябре 2022 года, и объяснил, что намерен сделать на этом посту для академии, науки и страны.

О побудительном мотиве

Главная причина, по которой я выдвинул свою кандидатуру, – осознание того, что необходимо остановить падение авторитета и влияния Российской академии наук и науки в целом. Мы отступаем по всем фронтам. Последний пример – передача функций экспертизы Российскому центру научной информации, созданному на базе Российского фонда фундаментальных исследований. Мало того, что вообще-то и сама по себе экспертиза придумана, похоже, лишь для того, чтобы академию наук хоть чем-то занять, так и эту функцию по частям передают в другие организации. И это очень показательно.

Всем служащим повышают зарплату, нам – не повышают. Сегодняшняя доплата за высшее научное звание академика – 100 тыс. рублей. Это, извините, зарплата секретарш в сотнях не самых богатых организаций. Да еще нас попрекают и этой доплатой. Материальное положение академического сообщества ухудшается, а многие академики – люди пожилые, жизнь посвятившие стране и науке, и забывать о них нехорошо.

Второе обстоятельство, почему я инициировал свое выдвижение кандидатом на предстоящих выборах – академия наук не питает идеями Правительство и Президента страны, а это нужно делать для преодоления кризиса нашего Отечества, который обостряется в связи с экономической войной против нас. Президент академии наук у нас единственный человек, который участвует в заседаниях Правительства России и встречается с главой государства, и он должен вести себя активно при обсуждении не только научных вопросов, но и проблем социально-экономической политики. У нас самая высокая смертность среди развитых стран, а прирост смертности за счет ковида в 2-3 раза выше, чем в европейских странах. У нас умирает на 200 тыс. человек в год больше относительно норм СССР и нынешних норм «новых» стран ЕС и на 400 тыс. человек в год больше относительно нынешних норм «старых» стран ЕС. Идет экономическая война против нашего уровня жизни.

На все это надо реагировать. Свои идеи по социально-экономической политике я разослал всем 2000 членам академии, и получил письменно 350 положительных отзывов. Но ни одного отклика я не получил от своих соперников по выборам. Видимо, это им не интересно или они не владеют этими проблемами. Президент академии наук должен быть крупным ученым, признанным в своей области, но он должен быть и государственным деятелем и активно владеть социально-экономическими проблемами.

К каждому заседанию правительства президент РАН должен готовиться, чтобы изложить научную компоненту по обсуждаемым проблемам. А если вы не подготовились и сидите тихо на заседании Правительства, то вы никому не интересны, ни врагам, ни оппонентам, ни друзьям. Твердость в отстаивании своей позиции, умение выдвинуть сильные аргументы – вот необходимая квалификационная способность президента академии наук. Ведь основные идеи у нас у всех примерно близкие, но не все могут их отстоять и воплотить в жизнь. Все зависит от личности. Президент академии наук должен быть бойцом, – конечно, культурным.

На выборы президента РАН выдвинули свои кандидатуры четыре человека: нынешний глава РАН академик Александр Михайлович Сергеев, академики Геннадий Яковлевич Красников, Дмитрий Маркович Маркович и я. Всех своих соперников я знаю и уважаю. Но все мы – члены президиума РАН, вместе работали пять лет, и за это время я ни разу не слышал от них, что надо сделать, чтобы решить наши проблемы, в то время как я неоднократно поднимал вопросы по работе академии и по ее участию в решении самых острых социально-экономических проблем страны. В связи с этим я и решил: раз нет такого человека, который выдвигает идеи, способные остановить дальнейшее падение авторитета Российской академии наук и восстановить ее значимость в координации научных исследований и в развитии нашей страны и государства, то мой долг предложить свою программу и кандидатуру.

О предвыборной программе

В моей программе, которая скоро будет опубликована, все будет изложено более подробно, но, если говорить коротко, то я выделил бы две взаимосвязанные задачи – самореформирование академии наук и возвращение ей значительной части функций управления академическими институтами, для начала хотя бы по 4 пунктам:

– назначение директоров институтов;

– распределение базового бюджетного финансирования на содержание институтов;

– формирование и утверждение госзаданий институтам;

– оценка деятельности институтов.

Нужно убедить Правительство и главу государства, что лучше нас этого никто не сможет сделать и ради этого мы готовы идти на реформы внутри академии наук, чтобы снять имеющиеся к нам претензии. Как я уже сказал, главная проблема – это падение авторитета академии наук как во власти, так и в научном сообществе. Поэтому мы должны сделать встречные шаги, чтобы убрать критические замечания и недовольство. Для этого и нужно самореформироваться. По сравнению с Советским Союзом страна уменьшилась в два раза: ее территория, население и количество ученых уменьшились более, чем в два раза, а число членов академии наук в два раза увеличилось. Вот вам и девальвация авторитета. Это одна из проблем, по которой нас упрекают.

Нам необходимо повышать авторитет академии в научном сообществе. Для этого нам нужно активизировать деятельность нашего докторского корпуса. Зачем мы избирали профессоров РАН? Чтобы они в отдельности где-то заседали? Они должны работать у нас в отделениях и научных советах. Идея профессоров РАН была предложена мной и реализована в Академии наук Республики Башкортостан. Эта идея почти через двадцать лет была реализована и в РАН (причем при поддержке Президента страны) под руководством академика Владимира Евгеньевича Фортова, но, к сожалению, в «иссушенном» и неполном виде. С тех пор прошло 8 лет, из которых 5 лет уже при нынешнем руководстве академии, но официальный статус профессоры РАН так и не получили. Это по-прежнему лишь почетное звание. Ну так надо двигаться вперед, убеждать в необходимости сделать это.

Многие директора институтов, ректоры ведущих университетов и руководители крупных предприятий тоже не являются членами академии, и они тоже должны работать в отделениях и научных советах. Контакты с ними могут поддерживаться только в том случае, если они принимают активное участие в нашей работе и с определенными правами и уважением с нашей (членов РАН) стороны. Конечно, мы этим как бы нарушаем свою монополию, но это нужно делать. Мы же работаем в обществе, и мы должны поддерживать таким образом авторитет академии в научном сообществе и во власти.

Научные советы нельзя превращать только в некий дополнительный семинар обсуждения научных проблем. Надо продумать регламент научных советов, чтобы профессора РАН, директора академических институтов участвовали в рейтинговом голосовании при выборах новых членов-корреспондентов РАН на вакансии, относящиеся к научному совету академии. Это будет ориентир того, как научное сообщество рассматривает тех или иных ученых в качестве членов академии, и тогда мы сможем говорить, что мы не только сами выбираем новых членов, а опираемся на рейтинги, которые определяют наши ближайшие коллеги: доктора наук, ректоры университетов, руководители институтов и предприятий. Я убежден, что, если этого не сделать, наш авторитет и влияние будут и дальше падать. Хотя я понимаю, что это тонкий вопрос, и он должен нами подробно обсуждаться со всеми плюсами, минусами и оговорками и принят только с согласия большинства членов РАН, а не навязан сверху.

Кстати, в 2012 году, незадолго до реформы, практически уничтожившей координацию академических институтов академией наук, я тоже разослал всем членам академии свою программу. Она была, конечно, экстремистской. Это были идеи, доведенные до крайности для обсуждения в академической среде, и это не значит, что я считал, что все это будет принято. Все, что касается внутренней жизни академии, конечно, должно быть обсуждено и принято ее членами.

Тогда я получил много положительных отзывов, но, конечно, не от большинства. Мои предложения обсуждались на заседании Комиссии по совершенствованию деятельности РАН. Обсуждение было доброжелательным, но один академик сказал, что нам не нужны реформы. Сколько можно! А другой уважаемый академик сказал, что нашу академию реформировать невозможно. В результате мы не нашли сил и мудрости реформироваться сами, и нас так реформировали сверху, что мы до сих пор ощущаем этот удар.

В одной из бесед в 2012 году (т.е. до принятия закона 2013 года) с одним из самых уважаемых мною людей, вице-президентом РАН Николаем Павловичем Лавёровым, который был не только выдающимся ученым, но и государственным деятелем, председателем Госкомитета по науке СССР, я ему, причем при свидетелях, сказал: «Николай Павлович, нас скоро разгонят». И он мне ответил: «Не посмеют, потому что за нас вступится мировая научная общественность». Даже наши лидеры не ожидали то, что произошло в 2013 году.

И сейчас я тоже должен сказать коллегам: если мы сами не продумаем совершенствование регламентов работы Российской академии наук и ее взаимодействия с научным сообществом и руководством страны, последствия для нас будут самые печальные.

О роли РАН

Я абсолютно убежден, что наша академическая система – самая экономная и эффективная. Лучше российской системы управления фундаментальной наукой с помощью академии наук ничего нет. Когда я рассказывал американцам о нашей системе, они слушали с завистью, поскольку у них тоже переизбыток бюрократии в управлении наукой.

Академия наук у нас всегда выполняла две функции. Во-первых, проводила выборы новых членов, и это право нам дало государство. Это не только общественная функция, но и государственная, потому что академики и членкоры приобретают государственный статус и получают от государства зарплату. И мы решаем – кто этого достоин. И вторая функция состояла в том, что академия наук была, по сути, министерством фундаментальной науки.

Если нашу академическую систему развивать и совершенствовать, то она будет самой оптимальной системой управления фундаментальной наукой. Но это надо доказывать, добиваться понимания со стороны власти и общества, и я считаю, что этого можно добиться. Но для этого мы должны показать руководителю государства, что готовы идти на реформы, и если мы этого не сделаем, то к нам и дальше будет настороженное отношение.

Я иду на выборы, потому что не представляю развития страны без Российской академии наук, которую сейчас все сильнее от науки отодвигают. Я убежден, что те структуры, которые придут ей на смену, будут крайне неэффективны. Страна и без того находится в тяжелом положении, и для ее развития нам нужно восстановить эффективность науки.

У нас в течение 30 последних лет на культуру, здравоохранение, образование и науку тратилось в два раза меньшая доля ВВП, чем в Европе и других развитых странах. У нас в долях ВВП в полтора раза меньше составляют инвестиции. Но мало этого, у нас в полтора раза меньше отдача ВВП, отнесенная к инвестиции в основной капитал. Мы не эффективны. Поэтому Президент Владимир Владимирович Путин и сказал, что нам нельзя экономику заливать деньгами. Но без инвестиций не будет экономического роста.

У нас в стране денег много – 120 трлн рублей в банках, которые лежат «мертвым грузом». А куда их вложить? Инженеров нет, токарей нет, людей, которые способны эффективно освоить инвестиции, очень мало. Не хватает профессионалов, а те, кто есть, отодвинуты «менеджерами». Я бы дал ФСБ команду не только шпионов и жуликов ловить, а разыскивать творческих людей и их выдвигать для освоения инвестиций. Только с такими людьми можно построить сильную экономику с сильными производительными силами.

Скажите, кто у нас в правительстве инженер? Сейчас все всколыхнулись против болонской системы. Да не в ней дело! А дело в том, что во главу угла в образовании и науке должны быть поставлены не нынешние менеджеры, а те, кто читает лекции, ведет занятия и научные исследования. Их зарплата и статус должны быть выше, чем статус и зарплата чиновника. Иначе молодежь пойдет не в инженеры, преподаватели и профессора, а в менеджеры и чиновники, что мы и имеем уже 30 лет.

При советской власти я был профессором, заведовал кафедрой и получал 500 рублей в месяц. Такая же зарплата была у первого секретаря обкома партии, губернатора по-сегодняшнему. А сейчас депутаты получают под миллион, и при этом позволяют себе высказывания вроде тех, что допустил председатель Госдумы, заявив, что академики хотят иметь пожизненную пенсию и бесплатное отпевание, а где результаты.

С бедными профессорами поднять страну не удастся! Профессора и академики – это движущая сила страны. И это должны осознать руководители государства. Если они хотят, чтобы страна развивалась, то опираться нужно на профессоров, ученых, академиков. Именно они должны руководить наукой и образованием. В Госкомитете СССР по науке руководителями департаментов всегда были крупные ученые, а не нынешние менеджеры.

Пусть министерство ведет бухгалтерию и контролирует расходование средств, пожалуйста, но решать, например, как ремонтировать суда научного флота и какие научные экспедиции организовывать, должна группа ученых, экспертов в этой области, которая не может быть очень большой. Если чиновник создает экспертную группу, в которую входит 30 человек, то такая экспертная группа будет неэффективной, так как большинство из этих названных экспертов на самом деле экспертами не являются и будут голосовать так, как чиновник сказал. Настоящих экспертов не бывает много.

Везде должен быть профессионализм. Система управления наукой через академию – это система с опорой на профессионалов. И мы должны убедить власть, что мы и есть главные профессионалы в координации научных исследований и никакой чиновник нас не заменит. И показать это своим самореформированием.

Это все, конечно, должно излагаться не в лобовой атаке против чиновников, но президент академии наук должен обладать способностью высказывать эти аргументы и на любом уровне свою позицию отстаивать. Если ты не можешь этого делать, если нет у тебя этого потенциала, то не надо претендовать на этот пост.

Я уверен, что шаг за шагом сумею всех убедить в этом. Чиновники уважают того, кого немножко побаиваются как оппонента. Когда ты твердо и аргументированно отстаиваешь свою позицию, это всегда вызывает уважение. Порой это идет в перпендикуляр к намерениям чиновников, но если ты достаточно убедителен и энергичен, то с твоим мнением будут считаться.

О жизненном опыте

Такого опыта, который получил я, нет ни у кого из моих соперников по выборам. В 1965 году я окончил Московский университет и в 1971 году стал самым молодым доктором физ.-мат. наук в МГУ им. М.В. Ломоносова в области механики. В 1986 году я поехал в Сибирь, в Тюмень, где организовывал Институт механики многофазных систем, а летом по три месяца проводил в США, где вел проект и читал лекции.

Кстати, я считаю, что у президента академии наук обязательно должен быть педагогический опыт чтения лекций, в том числе и за рубежом. Я до сих пор читаю потоковые лекции. Это важно, потому что ты тренируешь мозг, оттачиваешь умение удерживать интерес аудитории, общаешься с молодежью, а этого ничто не заменит. Есть даже статистика, что те, кто преподают, живут на 4–5 лет дольше тех, кто не преподает.

В 1993 году, в очень сложные для нашей страны годы, я возглавил Уфимский научный центр РАН и Академию наук Республики Башкортостан (АНРБ), и в этот же период, в 1999 году, еще и избирался депутатом Госдумы. В качестве руководителя башкирской академии наук я получил колоссальный опыт налаживания отношений с самими разными людьми в структурах власти. Во главе республики стоял достаточно авторитарный человек. Когда я ходил к президенту Башкортостана, то всегда чувствовал, что башкирскую академию он создал, но он ее может и распустить. И он был близок к этому, поэтому я ее реформировал, – конечно, опираясь на поддержку главы республики. Но ведь ее надо было завоевать.

В Уфе мне пришлось столкнуться со множеством самых разных проблем – организационных, финансовых, этнических. Я вырос в центре Москвы, в семье профессора, и по воспитанию и культуре я представитель двух этносов – татарско-башкирского и русского. И вот мне, типичному москвичу из профессорской семьи, пришлось погрузиться во всю эту специфику, и в конце концов мне удалось завоевать такой авторитет, что президент Башкортостана мне позвонил ночью в очень ответственный момент и сказал: «Роберт Искандрович, только вы можете выступить в Госсобрании Республики по государственности башкирского языка». До этого в 1995 году общественная организация Курултай башкирского народа потребовала, чтобы меня сняли с должности президента АНРБ, а в 1996 году – вынесла мне благодарность.

В 2006 году после 20 лет работы в Сибири и Башкортостане я вернулся в Москву и начался новый этап жизни. Я возглавил один из самых крупных институтов академии наук – Институт океанологии им. П.П. Ширшова РАН, и тоже в тяжелое и критическое время, когда научный флот оказался в тупиковой ситуации. На его содержание выделялось всего 170 млн, в то время как регистровый ремонт только одного крупного научного судна стоил 120 млн. И мне удалось решить эту проблему, убедив Президента страны в необходимости изыскать дополнительные средства. В результате был выделен 1 миллиард рублей, что буквально спасло ситуацию. Так что у меня есть и положительный опыт решения сложных вопросов на самом высоком уровне – с Президентом страны.

Никто из моих соперников по выборам такого жизненного пути не прошел.

О возрасте

Меня постоянно попрекают возрастом. Мне в июне исполнилось 82 года. Но возраст не сводится только к годам. Кто-то и до 50 лет не доживает, а Конрад Аденауэр возглавлял Германию в самые тяжелые для нее годы и ушел с поста канцлера в 87 лет.

Если мы на формальные, важные лишь для бюрократов признаки будем ориентироваться, то академия наук так и будет катиться под уклон. Я обращаюсь к тем людям, которые говорят про мой возраст: у вас что, других идей нет? Найдите у меня какие-то реальные недостатки! Если возраст так важен, то давайте устроим когнитивные исследования, кто из претендентов на пост президента академии наук лучше умножает цифры и у кого какая память. Физические кондиции важны? Давайте устроим проверку, кто дальше прыгнет.

Подымитесь над обывательскими аргументами! А то у нас все время говорят про «коней, которых на переправе не меняют» или о том, что надо что-то поменять, а что именно, не знают. Сколько я живу, у нас это постоянная ситуация. Других аргументов часто нет. Вы не о возрасте моем думайте, а посмотрите мою программу, что нравится в ней, а что нет. Задайте вопросы. Вот что нужно обсуждать!

Молодость руководителя – не гарантия успеха. Одна из причин, почему рухнул Советский Союз, состояла в том, что Великая Отечественная война унесла жизни 27 млн человек. На смену Брежневу, 1906 года рождения, Андропову, 1914 года, и Черненко, 1911 года, должны были прийти люди, родившиеся в 1920-х годах. Но большая часть мужчин, родившихся в 1920-е годы, погибла. И к власти пришли люди 1930-х годов рождения. Людей с нужным опытом не оказалось. Когда вы принимаетесь за перестройку – это благородное дело, но нужно иметь опыт, чтобы правильно ко всему этому подойти.

По крайней мере, одно из преимуществ моего возраста состоит в том, что я уже не хочу делать далеко идущую карьеру и не буду зависеть от желания ее делать. Я иду на один срок. Для меня эта должность не медом намазана. Ничего особенного в плане жизненных благ она мне не дает. Да мне и не нужно. Я иду на выборы, потому что хочу сохранить и развить нашу академическую систему, чтобы именно она определяла деятельность фундаментальной науки и оказывала благотворное влияние на народ и власть.

Своим коллегам могу сказать следующее: я обещаю, что многого из того, что я планирую, я добьюсь. И убежден, что мои соперники этого не сделают. Не потому, что они плохие. У них просто нет необходимого опыта. И я в этом абсолютно убежден, как был убежден и 5 лет назад. Потому и баллотируюсь!

Редакция сайта РАН
Фото: Игнат Соловей