Со временем в последнее время творятся очень странные дела. Мы всё время спешим, но ничего не успеваем, мечемся между полюсами прокрастинации и приближения дедлайнов. Старое доброе прошлое и тем более светлое будущее куда-то подевались – всё время чувствуешь себя героем «Сказки о потерянном времени». Чтобы разобраться в запутанных отношениях со временем, мы обратились к психологу, давно исследующему эту тему, – Тимофею Нестику, профессору РАН, заведующему лабораторией социальной и экономической психологии Института психологии РАН. Оказалось, ходом времени можно управлять!

Сжать или растянуть

Разве мы можем что-то поделать с временем? Оно проходит, и всё.

Время субъективно. Оно не дано нам как абсолютно однородная длительность: мы его конструируем, сами создаём прошлое, сами придумываем будущее. А значит, можем овладевать им.

Время и правда можно растянуть или сжать?

Те события, которые для нас эмоционально не очень значимы, мы проживаем, как правило, мучительно долго. Например, когда чего-то ждём, мы томимся: когда же наконец ответит любимый человек или наступит уже наша очередь сдавать экзамен! А когда вспоминаем потом об этих событиях, они для нас схлопываются, сморщиваются до каких-то эпизодов, продолжительность которых мы уже недооцениваем.

Это стоит учитывать при планировании времени?

Обязательно. Планируя свой день или месяц, мы обычно недооцениваем рутинные, привычные дела. Те, кто работает с планированием проектов, знают об этом правиле: всегда нужно добавлять хотя бы 30 % времени к тому, что ты заложил, потому что всё окажется дольше, чем думаешь. И не только потому, что появились новые задачи. В плане есть работы, которые нам привычны, и кажется, будто мы сделаем их быстро.

Больше удивлений и новых контактов

Говорят, чем старше становится человек, тем быстрее течёт для него время.

В целом да – исследователи обнаруживают это на очень разных выборках. Есть и другие эффекты, например телескопический, когда события отдалённого прошлого мы помним отчётливо, а что происходило в последние годы – не очень. Это можно объяснить с точки зрения так называемой информационной теории восприятия времени. Ещё в XIX веке Уильям Джеймс, один из людей, стоявших у истоков научной психологии, заметил этот эффект и предположил, что он связан с количеством событий, которые мы переживаем. С тем, что в более поздние годы многие события являются уже знакомыми и мы не видим в них новизны.

Мы перестаём удивляться, а единичные события начинаем объединять в широкие категории. В юности, например, первая влюблённость или первые успехи на экзаменах в вузе казались уникальными, их было не с чем сравнить в нашем опыте. А спустя десятилетия преподаватель, принимая экзамен у своих студентов, уже не видит в этом ничего уникального. Такое обобщение, происходящее с годами, обедняет наше восприятие времени.

Получается, чтобы времени было больше, надо заново учиться удивляться?

Да, именно. И искать ответ на вопрос «кто мы такие, зачем пришли в эту жизнь?». У пожилых людей значимые для ответа на этот вопрос события нередко находятся в прошлом, а будущее не наполнено целями и смыслами.

Кроме того, пожилые завязывают меньше знакомств. А исследования показывают: чем более однородным становится круг общения, тем менее значимым оказывается для нас будущее. Поэтому важно знакомиться с новыми людьми, строить новые отношения и новые совместные планы. Вместе с умением удивляться это и есть лекарство от ощущения стремительно уносящегося времени.

Сбалансировать прошлое, настоящее и будущее

Скорость течения времени связана со счастьем? Обычно, чем старше человек, тем он несчастнее, а в детстве время не чувствуешь и счастья через край. Это можно как-то вспять развернуть?

Дело не столько в темпе, сколько в нашей способности восстановить связь времён, восстановить собственную историю. Неслучайно пожилые люди мудрее, и интеллект у них более сбалансирован.

Вообще, если говорить о счастье, то есть парадокс: ориентация на будущее даёт нам надежду, включённость в какие-то социальные проекты, это подогревает самооценку. Но, с другой стороны, исследования показывают, что зацикленность на будущем – «жизнь из будущего» – сопряжена с большей подверженностью стрессам, меньшим психологическим благополучием, с выгоранием. Успешные люди умеют ценить и своё прошлое, и своё настоящее, находить в них приятные моменты.

Так что же важнее для счастья: отношение к прошлому или к будущему?

Есть в психологии понятие «баланса временной перспективы», которое ввёл Филип Зимбардо (Автор знаменитого Стэнфордского тюремного эксперимента, до сих пор вызывающего много споров. Многие психологи используют разработанную им типологию отношения к времени, – прим. ред.) Баланс состоит в том, чтобы поддерживать высокие показатели по позитивному прошлому и гедонистическому настоящему, то есть уметь ценить прошлое и радоваться сегодняшнему дню. Чуть менее важна ориентация на будущее – готовность что-то планировать и достигать целей. И важно, чтобы два оставшихся показателя были выражены как можно меньше: это фатализм, убеждённость в том, что мы не можем ни на что повлиять, а значит, нечего мечтать и планировать, и фиксация на негативном прошлом.

Но иногда к прошлому действительно больно возвращаться…

Мы как-то изучали временную перспективу у крупных руководителей. Оказалось, что уровень должности связан со способностью позитивно оценивать своё прошлое даже в тех случаях, когда они признавали, что в их жизни были очень печальные, даже трагические события.

Нашу способность преодолевать трудности поддерживает возможность вернуться к тем событиям детства и юности, которые вызывают ощущения тепла, свободы, радости. Событий у каждого в жизни было много, есть из чего выбрать. А фатализм и уничтожение собственной истории не просто приводят к психологическому неблагополучию, но и сокращают нашу способность к поиску новых решений, к конструированию своего будущего.

Стать поэтом и увидеть перспективу

Мы придумываем не только прошлое, но и будущее?

Придумываем, конечно – благодаря той же способности к творчеству, которая даёт возможность сочинять стихи или музыку. Эта способность позволяет представить не только отдалённый результат, но и самих себя в этом будущем.

Те же центры мозга, которые отвечают за автобиографическую память, отвечают и за воображение будущего. Кстати, для лидеров это одна из важнейших способностей – вообразить будущее и мотивировать этим видением остальных. Вспомните пророков и прочих ярких харизматиков.

Но эта же способность может ослеплять. Видя конкретную цель, мы отсекаем другие варианты и часто не осознаём, что такая картина продиктована нашим опытом. Просто анализ трендов не поможет – важно мыслить многовариантно, творчески, быть немного поэтом.

Разве можно научиться быть поэтом?

Можно развить способность мыслить метафорами. Мы, например, когда проводим мозговые штурмы в компаниях и сообществах, используем проективные техники: например, даём задание сконструировать образ настоящего, а затем – желаемого будущего из проволочек, пластилина, каких-то картинок, фигурок человечков и животных.

Как появилось время

Когда люди впервые придумали будущее?

Люди осваивали время постепенно. Это сейчас наша временная перспектива выходит далеко за пределы нескольких дней, тогда как даже у наших близких родственников – обезьян это минуты. А начиналось всё с необходимости координировать совместные действия ради общего блага, с формирования доверия друг к другу и веры в общих богов.

Развитие языка, позволяющего нам описывать достаточно сложные отношения между событиями, шло параллельно развитию абстрактного мышления – и в результате родились такие категории, как время и будущее. То есть время появилось в сообществах с многочисленными социальными ролями. Это наш ответ на сложность мира.

А у охотников каменного века время текло по-другому?

В архаических обществах времён довольно много. Есть циклическое время, связанное с природными ритмами, есть мифическое – время космогонии, представлений о первопредках. Есть и историческое время – какие-то представления об истории рода.

И у нас в целом так: на Новый год мир обновляется, рабочее время длится от звонка до звонка. Много разных времён!

Да, а ещё у нас есть – и было у наших далёких предков – микровремя, или время потока. Его иногда противопоставляют ритуальному, сакральному времени как профанное, мирское. Но у нас, конечно, гораздо больше способов структурировать время, чем у предков. Современная культура – это культура «спешащего класса».

Спешащий класс в шоке

Давно она стала такой?

В 1970 году вышли две знаковые книжки. Первая – книга американского экономиста Стефана Линдера, посвящённая культуре экономии времени, так и называлась: «Спешащий класс». Это люди, которые даже отдыхают в спешке. Вторая книга Future Shock американского социолога Элвина Тоффлера описывала шок перед будущим. Её ключевая идея: мы не способны вовремя адаптироваться, не поспеваем за скоростью изменений, и этот разрыв будет нарастать.

И мы по-прежнему в шоке?

С одной стороны, книжки по тайм-менеджменту говорят: чтобы быть успешным, ты должен овладеть своим временем. Это такой проект сознательного человека, который делает себя сам. А с другой стороны, растёт понимание, что это невозможно, что нам очень сложно собрать себя из разных фрагментов. Похожий опыт переживания времени описывал ещё Аврелий Августин. Он пытался собрать себя воедино через молитву и религиозный опыт, а мы – общаясь друг с другом в социальных сетях.

С тех пор мы стали спешить намного больше.

Да, ситуация усугубляется. Скорость изменений заставляет нас быть многозадачными. И чем сильнее дефицит времени, тем менее мы внимательны к нему, тем больше событий начинает казаться нам рутинными. В итоге мы становимся банкротами.

Недавно в журнале Nature вышла замечательная статья о новой форме социального неравенства – количестве свободного времени. Авторы вводят термин «временнáя бедность» и показывают, что «временной голод» приобрёл глобальные масштабы.

Современные люди катастрофически бедны временем на досуг, на размышления, на совместные воспоминания. Мы включены в такое количество шестерёнок и жерновов социальных ритмов, что просто не имеем возможности выстроить собственное будущее и отрефлексировать прошлое.

«Спешащий класс» сильно изменился с 1970-х?

Когда спешащий класс впервые описали, это были люди, которые приходят на работу в восемь утра и уходят в пять или шесть вечера. А сейчас мы столкнулись с непредсказуемостью занятости, переходом в «бесконтактную экономику», которую подстегнула пандемия. Всё это приводит к разрушению границ между личным и публичным, работой и отдыхом. Мы теперь смотрим не столько на время, сколько на сообщения в смартфоне.

В итоге возникают патологии временной перспективы, когда какие-то события оказываются в лакунах беспамятства. Или когда перфекционизм и нереалистичные ожидания, которые навязывают знаменитости в соцсетях, вызывают у нас депрессию. Наша картина жизни теперь полна разрывов. Кстати, одна из реакций на непоспевание за социальными ритмами – постоянный обрыв коммуникаций, откладывание на потом.

Но как спастись?

Цивилизация пытается изобрести какие-то противоядия. Рост популярности медитации и практик осознанности связан в том числе с этим. Но самое популярное средство – прокрастинация. Мы откладываем дело и возвращаемся к нему тогда, когда совсем уж прижало. Это не только вредная привычка, но и вполне конструктивная практика.

Прокрастинаторы, перфекционисты, самозванцы

Прошу, продолжайте!

Я, как и ряд других исследователей, считаю, что пандемия прокрастинации – это культурный синдром, наш ответ на фатальную невозможность всё успеть. Есть исследования, показывающие, что осознанная, избирательная прокрастинация может быть конструктивной, может сделать нас более благополучными психологически.

Но если говорить о прокрастинации как деструктивной практике, которая приводит к эффекту домино, когда многое рушится, а мы чувствуем себя белками в колесе, то тут много причин. Например, импульсивность, ложное убеждение, что в сжатые сроки работается лучше, и просто поиск сильных ощущений: мы получаем настоящее удовольствие от ночи перед сдачей проекта или экзамена, когда приходит вдохновение, ощущение потока, и ты чувствуешь себя творцом своей жизни.

Другая причина – перфекционизм: нам кажется, что если мы не успеем сделать что-то хорошо, то резко упадём в глазах окружающих. Мы оказываемся в плену руминации – так психологи называют зацикливание на негативных эмоциях, самобичевание.

Слышал, что сейчас выделяют ещё одну модную болезнь – синдром самозванца. Страдая перфекционизмом, мы в то же время чувствуем себя самозванцами, которые неспособны делать то, за что взялись.

Чем больше мы откладываем, чем больше себя грызём, тем выше вероятность, что мы начнём считать себя самозванцами, взявшимися за неподъёмные задачи. Эта модель поведения порой провоцирует нас ввязываться в задачи, заведомо превышающие наши реальные возможности.

Точно!

И это поддерживает разорванность наших коммуникаций, снижая способность к импровизации. Есть немало работ, где импровизация исследуется как социальный феномен. Если мы присмотримся к тому, что делают джазмены, то увидим: любая импровизация строится на определённых правилах и клише.

А когда всё время приходится разрывать коммуникации, это разрушает естественную социальную ткань, которая могла бы помочь нам свериться: действительно ли всё нужно делать так, как мы себе надумали?

Такой разрыв делает нас более жёсткими, категоричными – это хорошо видно по высказываниям в соцсетях. Есть исследования, которые показывают, что люди, склонные к депрессии, чаще говорят «все», «никогда», «ничего» – такие вот «абсолютные» слова. Эта категоричность усиливается растущим фатализмом, верой в то, что иного не дано. Мы оказываемся в колее, из которой трудно разглядеть открывающиеся окна возможностей – как для себя лично, так и для страны.

Что делать в эпоху перемен

От будущего ничего хорошего сейчас, как правило, не ждут.

Многочисленные исследования отношения личности и группы к времени, которые мы проводили в Институте психологии РАН, показывают: когда мы не уверены в своей способности влиять на настоящее, будущее обесценивается. Время схлопывается, как в одиночной камере.

Мы оказались в ситуации, связанной с глобальными рисками: пандемией, войнами, меняющимся климатом, технологиями, бурное развитие которых сложно контролировать. А любые травмирующие изменения, неопределённость и непредсказуемость социальной среды вызывают «презентизм» – желание жить сегодняшним днём, неспособность и неготовность строить долгосрочные планы.

Сегодня даже в развитых странах падает доля людей, считающих, что дети будут жить лучше нас: таких уже меньше 50 %.

На молодёжи этот социальный пессимизм сказывается ещё драматичнее – снижается готовность рожать детей. Во время пандемии молодёжь пострадала сильнее всего именно психологически. События 2022 года ещё больше усилили этот эффект. Например, в марте более 70 % респондентов в возрасте 18–24 лет отмечали у себя симптомы клинической депрессии.

Может, прошлое поможет?

Когда нам кажется, что у нас нет возможности повлиять на события своей жизни, ситуацию в своём доме, городе, регионе, то, с одной стороны, обесценивается будущее, потому что нам труднее ставить какие-то цели, но одновременно и прошлое перестаёт быть источником полезных решений. Прошлое превращается в своего рода защиту, ностальгию об утраченном. Парадокс состоит в том, что ностальгия действительно поддерживает наше психологическое благополучие в трудных ситуациях, но это имеет свою цену. Например, ностальгия по личному и коллективному прошлому усиливает склонность к простым решениям сложных проблем и доверие к политикам-популистам.

Но что делать в такой ситуации?

Несмотря на кажущуюся фатальность происходящего, у нас по сравнению с другими эпохами как никогда выросли возможности, связанные с социальным экспериментированием. Ведь мы давно стали своего рода социальными дизайнерами и можем сравнивать себя с гораздо большим кругом людей.

Мы управляем сетью своих контактов, настраиваем ленты в соцсетях. Хотя это отдельная проблема – лентой управляет и алгоритм, поэтому мы оказываемся в информационном пузыре. Но те возможности, которые дают цифровые технологии, могут быть использованы как раз для социального проектирования, поиска решения наших проблем. Путь к социальному оптимизму лежит не через поиск врагов, а через успешные совместные проекты, поддержку диалога и расширение радиуса доверия другим людям.

Перемены воспринимаются особенно тяжело и негативно, когда мы не уверены в своих силах и кажется, что справляться придётся в одиночку. Поэтому, если переходить к рекомендациям, то главная состоит в том, что нужно наращивать сильные связи, то есть связи с людьми, которым мы доверяем, которые могут прийти на помощь.

Но и слабые связи важны – стоит расширять круг людей, которые помогают искать решения, подсказывают возможности. И конечно, стоит делиться переживаниями, обсуждать перемены вместе.

Мечтать не вредно

Что-то изменить в своём поведении так трудно…

А от мечтаний о будущем есть польза?

Человек – это проект, мы не равны себе, поскольку какая-то наша часть находится в воображаемом будущем. Мечтать – это думать о будущем как о многовариантном, открытом, полном возможностей, тогда жить интересно! Важно, чтобы это будущее не было фантазией, в которую мы сбегаем от реальности; важно, чтобы мы верили в достижимость того, о чём мечтаем. Разделённая с другими мечта нас поддерживает, помогает справляться с неопределённостью, оставаться самими собой, но при этом меняться.

Текст: Андрей Константинов.

Материал подготовлен совместно Российской академией наук и научно-популярным журналом «Кот Шрёдингера» (АНО «Центр по развитию технологий будущего»).

Взрослая редакция «Кота Шрёдингера» благодарит молодёжную редакцию – учащихся московской школы № 547 – за помощь в составлении вопросов.