75 лет академику Валентину Пармону: «Я умеренный оптимист!»
75 лет академику Валентину Пармону: «Я умеренный оптимист!»
«Оптимист — потому что без оптимизма нельзя жить, а умеренный — потому что на пути есть много препятствий, которые приходится преодолевать», — говорит вице-президент РАН, председатель Сибирского отделения РАН академик Валентин Николаевич Пармон.
В детстве он хотел стать биологом, однако в итоге посвятил свою жизнь физической химии и катализу. Дорога в науку, как и у многих крупных исследователей, у Валентина Пармона началась с увлечения природой.
«Когда я был дошкольником, мы жили в степной Украине, в Мелитополе, и мне было очень интересно наблюдать за окружающим миром, — рассказывает ученый: — кузнечики с разноцветными крылышками, колючие растения, многое другое. Мои родители происходили из белорусских аграриев, и мы выращивали арбузы около дома: конечно, на это поэтапное превращение ростка в большую ягоду было любопытно смотреть».
Первым настоящим соприкосновением с наукой Валентин Пармон называет книгу «Море живет» Николая Тарасова: она попала в руки перешедшего в третий класс мальчика, когда он был в пионерском лагере в Одессе. «Это научно-популярная книга 1949 года издания (кстати, жена нашла ее в букинистическом магазине и подарила мне), там рассказывалось про живность, которая водится в морях под водой и над водой, о том, как надо собирать коллекции и вести исследования», — вспоминает академик Пармон (он сохранит любовь к подводному миру на всю жизнь, выбрав в качестве хобби плавание с аквалангом).
«В пятом классе у нас была превосходная учительница по химии и биологии, мы ходили за ней гуськом. Тем более что она вела биологический кружок, — рассказывает Валентин Пармон. — Позже я с восторгом читал книги Николая Верзилина “Путешествие с домашними растениями” и “По тропе Робинзона”. Таким образом, исходно я формировался как биолог, был юным натуралистом и неофициально считался одним из главных юннатов Минска, где мы тогда жили. Будучи семиклассником, проводил для студентов экскурсии по оранжереям ботанического сада. Когда учился уже в старших классах, зазвучали слова “бионика”, “биофизика”. Кроме того, я подрабатывал лаборантом в школе и имел возможность заниматься физическими и химическими опытами».
Параллельно Валентин Пармон посещал и технические кружки, был дважды чемпионом Белорусской ССР по радиоуправляемым моделям морских судов, входил в состав взрослой сборной команды БССР на всесоюзных соревнованиях. «Таким образом, развивался не только в биологическом направлении, но и в техническом, — говорит академик. — Плюс, еще раз повторю, мне очень повезло с учителями: у нас была потрясающая учительница математики, и когда мы завершали восьмой класс и надо было перейти в девятый в другую школу, наша математица перешла вместе с нами. Кстати, она одновременно преподавала свой предмет и в Минском пединституте. В новой школе был прекрасный учитель химии, кандидат наук и тоже преподаватель одного из вузов Минска».
Итак, к моменту выпуска из школы Валентин Пармон хотел стать биологом — и целенаправленно поступал в Московский физико-технический институт на факультет, где можно было заниматься биофизикой.
«То, что я пошел именно в МФТИ, имело несколько причин. Во-первых, появился КВН, и команда Физтеха тогда звездила, — улыбается ученый. — Мне стало интересно, чему учат в вузе, и одновременно я увидел в “Комсомольской правде” извещение о наборе студентов. Там было написано, что принимаются граждане СССР — это дало понять: в МФТИ занимаются серьезными вещами».
Валентин Пармон: «В КВН я не играл, чего не могу — того не могу, но обеспечивал действия команды».
Когда стало понятно, что та кафедра, на которую Валентин хотел пойти, занимается не тем, что ему было интересно в биологии, то студент Физтеха решил перейти на биофак Московского государственного университета и проштудировал полностью программу МГУ по биологии.
«Однако в деканате мне не отдали мои документы, — говорит академик Пармон. — Так что пришлось остаться в Физтехе, а дальше судьба свела меня с выдающимся химиком Кириллом Ильичом Замараевым, хотя на тот момент я никогда не думал, что буду заниматься физической химией (и химической физикой), а впоследствии — катализом».
Академик подчеркивает: «Когда молодые ребята думают, что они точно знают, что самое важное и интересное в науке и чем надо заниматься, — это далеко не так, ведь самое главное в научной жизни — найти научного руководителя, наставника. Того, кому доверяешь, который доверяет тебе».
Таким человеком для Валентина Пармона стал Кирилл Ильич Замараев: именно под его руководством будущий академик соприкоснулся с серьезной наукой. С 1969 года до ухода Замараева из жизни, 26 лет, ученые работали вместе.
«Сначала я был у него студентом на семинарах, затем — его студентом-дипломником, и он помог найти задачи, которые были очень интересными, и в частности ту, ради которой я согласился приехать с ним сюда, в новосибирский Академгородок, — рассказывает Валентин Николаевич. — Это очень специфическая проблема. В тот момент, когда я завершал обучение в Физтехе в 1972 году, случился очередной мировой энергетический кризис — а любой энергетический кризис всегда вызывает интерес к альтернативным, новым источникам энергии. Тогда директор Института химической физики АН СССР нобелевский лауреат Николай Николаевич Семёнов, во-первых, организовал научный совет по изысканию новых путей использования солнечной энергии, а во-вторых, как раз Семёнов сформулировал задачу по искусственному фотосинтезу. Замараев, как один из заместителей Николая Николаевича по этому научному совету (вторым был ставший нобелевским лауреатом физик Жорес Иванович Алфёров), нацелил меня на эту, тогда очень амбициозную, тематику».
Искусственный фотосинтез — рукотворная реакция разложения воды на кислород и водород, который может быть использован в качестве топлива для генерации энергии.
«Когда врубаешься в новую тематику, то появляется бешеный интерес, ты ставишь свои эксперименты, предлагаешь те или иные решения, — отмечает Валентин Пармон. — Так и получилось, что именно амбициозная задача и прекрасный руководитель и сподвигли меня переселиться в Академгородок».
Ученый называет и дополнительный мотивирующий аспект: Институт химической физики к тому моменту был уже очень пожилым, сложившимся институтом с огромным количеством специалистов. Поэтому молодой человек чувствовал себя там не очень уютно — хотелось большей самостоятельности, возможности формировать свою команду и свободнее работать. В Академгородке такие возможности были.
Больше всего Валентин Пармон, по его словам, гордится тем, что удалось в Новосибирском государственном университете создать курс, которого не было никогда, — «Термодинамика неравновесных процессов для химиков».
«Ключевое здесь — для химиков, — акцентирует ученый. — По этому направлению я написал уже несколько учебников и недавно сдал в издательство очередной. Это то, что мне больше всего нравится из сделанного, — и это моя личная работа».
Что касается командных проектов, то среди самых значимых для себя Валентин Николаевич выделяет касающийся переработки возобновляемого растительного сырья в химические продукты, чем он занимается с молодыми учеными. Среди практических вещей академик Пармон называет создание экологически чистых угольных котельных («Исходная идея была не моя, но я принимал участие в ее реализации», — отмечает Валентин Николаевич), а также фундаментальные исследования начала 2000-х годов, которые привели к строительству завода по производству катализаторов для нефтепереработки в Омске, — это обеспечило импортонезависимость России по такому виду продукции.
Проблема искусственного фотосинтеза, которой приехал заниматься в Академгородок Валентин Пармон, до сих пор полностью не решена, и напрямую, как говорит ученый, пока это сделать не удается никому, хотя есть очень мощные продвижения вперед.
«Я человек легко увлекающийся, поэтому есть и другие научные проблемы, очень меня интересующие, — добавляет академик. — Например, предбиологический этап зарождения жизни — он до сих пор малопонятен. Но надеюсь, вклад в его исследование, сделанный в том числе у нас в лаборатории, будет полезен в дальнейшем. Еще одно очень специфическое явление — шаровая молния. В свое время в Институте катализа был сделан интересный задел в этой области, и я счастлив, что смог заинтересовать Институт химической кинетики и горения им. В. В. Воеводского СО РАН продолжить эти работы. Похоже, мы начинаем понимать, что же это такое — шаровая молния, как она образуется и почему существует».
Свой переход к научно-административной работе Валентин Пармон называет естественным, не скачкообразным. Хорошую школу в этом отношении он прошел еще в МФТИ.
«Я был политически свободомыслящим студентом, и на пятом курсе у меня даже случился большой конфликт с деканатом, — рассказывает ученый. — Я был главным редактором факультетской стенгазеты, и один из новогодних номеров нашей стенгазеты вызвал разборки на уровне партбюро, потом меня пригласили в деканат. Очень эмоциональная состоялась дискуссия. Надо сказать, что мне очень хотелось остаться в Москве в аспирантуре. Но после конфликта передо мной поставили выбор: “Так, Пармон, либо ты будешь в аспирантуре, но при этом станешь секретарем комсомольской организации факультета, либо ты нигде не будешь”. Я предпочел первый вариант и, надо сказать, получил в ходе выполнения этих обязанностей большой неформальный опыт оргработы с большим (900 человек) коллективом, за что очень благодарен судьбе. Следующая ступенька — приглашение в Академгородок, где помимо чисто научных задач нужно было и организовывать лабораторию на новом месте. Затем совершенно неожиданно умер первый директор Института катализа академик Георгий Константинович Боресков, Замараев стал руководить ИК и предложил мне стать его заместителем. Потом, в середине 1980-х, был организован межотраслевой научно-технический комплекс “Катализатор”, где я работал сначала заместителем генерального директора, а потом и генеральным директором — в координации у нас было 24 промышленных института. Ну а дальше уже понятно: директор Института катализа и впоследствии — председатель Сибирского отделения РАН. Однако подчеркну: рывков с нуля не было, это было постепенное вхождение в дело».
Валентин Пармон: «Скандал вышел вот почему. Все факультеты любили делать очень большие стенгазеты, и вот на Новый год мы выпустили стенгазету на 16 листов ватмана. Главное изображение там было — Новый год в Афинах. Мужчины неглиже с рюмками и так далее. Мы вывесили наше творение в институте, и буквально через два часа его сняли как разлагающее. Конечно, дело заключалось не только в рисунках: всё случилось после известных событий 1968 года, и в стенгазете на эту тему тоже кое-что было».
Особую обеспокоенность у Валентина Пармона как одного из ведущих руководителей РАН вызывает нынешняя роль академической науки: «Сейчас это приоритетная проблема, и она всё время обсуждается».
Валентин Николаевич напоминает, что Академия наук создавалась как государева структура, и ее основной задачей было консультировать тех, кто управляет страной, — так повелось начиная с Петра Первого и продолжалось позже, особенно в советские годы.
«Когда началась перестройка, целеполагание для науки исчезло, возникло представление, что она может существовать независимо, — говорит ученый. — Такого никогда не бывает в науке большой страны, потому что должны быть поставлены крупные задачи, вокруг которых и концентрируются специалисты, понимающие, для чего они работают. Это было, но прекратилось. В результате, как мы видим, произошла реформа РАН. Поэтому задача сейчас — восстановить систему управления наукой».
Валентин Пармон сообщил, что специалисты Сибирского отделения сейчас работают над программой развития СО РАН до 2038 года, производя апгрейд того, что было сделано в 2018 году. Уточняется и программа развития «Академгородок 2.0» — в основном с точки зрения получения реальной отдачи для решения конкретных задач.
«Я считаю, в первую очередь нужно восстановить те функции, для которых создавалось Сибирское отделение: это научное сопровождение проблем, связанных с развитием Сибири, — центрального региона, обеспечивающего будущее всей России», — акцентирует академик Пармон.
Он напоминает, что, по статистике, за последние пять лет в России произошло существенное уменьшение числа работающих в науке, тогда как в других странах, наоборот, это количество увеличилось.
«Нельзя этого допускать. Кто будет решать задачи типа восстановления технологического суверенитета России? — подчеркивает Валентин Николаевич. — Поэтому еще одна из важнейших задач — кадры. Их надо привлекать и готовить».
У председателя СО РАН есть конкретный ответ, каким образом: «Для того чтобы ученый мог себя чувствовать комфортно, необходимо выполнение пяти условий. Первое: должна быть интересная задача, плюс если это молодой ученый, то должен быть хороший научный руководитель, наставник. Второе: исследования должны быть обеспечены приборами и финансово. Третье: заработная плата ученого не должна быть “обидной”. Четвертое: у молодого ученого должна быть гарантия жилья. Пятое: должно быть достаточно комфортное окружение с точки зрения общих интересов — спорт, друзья-единомышленники, культура, инфраструктура. Если эти факторы выполняются вместе, то человек будет успешно и с удовольствием работать даже в сложившейся внешней обстановке».
Привлечением школьников в науку, по мнению Валентина Пармона, следует заниматься не только самим ученым, но и государству.
«Нужны кружки по интересам. Очень важен руководитель, учитель, за которым будут идти ребята, обладающий ключевыми качествами: любовью к детям, широким кругозором, увлеченностью, — перечисляет Валентин Пармон. — Если говорить о нашем Академгородке, то надо развивать Клуб юных техников. Обязательно у нас должен быть доступный большой музей науки в целом. Конечно, ряд специализированных музеев есть, их довольно много, но они разрозненные и скорее ориентированы на уже мотивированных посетителей».
Валентин Пармон признается, что, во-первых, никогда не жалел о выборе профессии исследователя — и полностью удовлетворен тем, что удалось сделать в ней.
«Мне очень повезло с теми, кто меня окружал, — говорит он. — Я мог пойти по другим путям, но в том, который был выбран, я состоялся. Достаточно уютно себя чувствую как фундаментальный ученый, но также считаю, что достаточно много сделано и практически».
Источник: «Наука в Сибири».
Текст: Екатерина Пустолякова.
В детстве он хотел стать биологом, однако в итоге посвятил свою жизнь физической химии и катализу. Дорога в науку, как и у многих крупных исследователей, у Валентина Пармона началась с увлечения природой.
«Когда я был дошкольником, мы жили в степной Украине, в Мелитополе, и мне было очень интересно наблюдать за окружающим миром, — рассказывает ученый: — кузнечики с разноцветными крылышками, колючие растения, многое другое. Мои родители происходили из белорусских аграриев, и мы выращивали арбузы около дома: конечно, на это поэтапное превращение ростка в большую ягоду было любопытно смотреть».
Первым настоящим соприкосновением с наукой Валентин Пармон называет книгу «Море живет» Николая Тарасова: она попала в руки перешедшего в третий класс мальчика, когда он был в пионерском лагере в Одессе. «Это научно-популярная книга 1949 года издания (кстати, жена нашла ее в букинистическом магазине и подарила мне), там рассказывалось про живность, которая водится в морях под водой и над водой, о том, как надо собирать коллекции и вести исследования», — вспоминает академик Пармон (он сохранит любовь к подводному миру на всю жизнь, выбрав в качестве хобби плавание с аквалангом).
«В пятом классе у нас была превосходная учительница по химии и биологии, мы ходили за ней гуськом. Тем более что она вела биологический кружок, — рассказывает Валентин Пармон. — Позже я с восторгом читал книги Николая Верзилина “Путешествие с домашними растениями” и “По тропе Робинзона”. Таким образом, исходно я формировался как биолог, был юным натуралистом и неофициально считался одним из главных юннатов Минска, где мы тогда жили. Будучи семиклассником, проводил для студентов экскурсии по оранжереям ботанического сада. Когда учился уже в старших классах, зазвучали слова “бионика”, “биофизика”. Кроме того, я подрабатывал лаборантом в школе и имел возможность заниматься физическими и химическими опытами».
Параллельно Валентин Пармон посещал и технические кружки, был дважды чемпионом Белорусской ССР по радиоуправляемым моделям морских судов, входил в состав взрослой сборной команды БССР на всесоюзных соревнованиях. «Таким образом, развивался не только в биологическом направлении, но и в техническом, — говорит академик. — Плюс, еще раз повторю, мне очень повезло с учителями: у нас была потрясающая учительница математики, и когда мы завершали восьмой класс и надо было перейти в девятый в другую школу, наша математица перешла вместе с нами. Кстати, она одновременно преподавала свой предмет и в Минском пединституте. В новой школе был прекрасный учитель химии, кандидат наук и тоже преподаватель одного из вузов Минска».
Итак, к моменту выпуска из школы Валентин Пармон хотел стать биологом — и целенаправленно поступал в Московский физико-технический институт на факультет, где можно было заниматься биофизикой.
«То, что я пошел именно в МФТИ, имело несколько причин. Во-первых, появился КВН, и команда Физтеха тогда звездила, — улыбается ученый. — Мне стало интересно, чему учат в вузе, и одновременно я увидел в “Комсомольской правде” извещение о наборе студентов. Там было написано, что принимаются граждане СССР — это дало понять: в МФТИ занимаются серьезными вещами».
Валентин Пармон: «В КВН я не играл, чего не могу — того не могу, но обеспечивал действия команды».
Когда стало понятно, что та кафедра, на которую Валентин хотел пойти, занимается не тем, что ему было интересно в биологии, то студент Физтеха решил перейти на биофак Московского государственного университета и проштудировал полностью программу МГУ по биологии.
«Однако в деканате мне не отдали мои документы, — говорит академик Пармон. — Так что пришлось остаться в Физтехе, а дальше судьба свела меня с выдающимся химиком Кириллом Ильичом Замараевым, хотя на тот момент я никогда не думал, что буду заниматься физической химией (и химической физикой), а впоследствии — катализом».
Академик подчеркивает: «Когда молодые ребята думают, что они точно знают, что самое важное и интересное в науке и чем надо заниматься, — это далеко не так, ведь самое главное в научной жизни — найти научного руководителя, наставника. Того, кому доверяешь, который доверяет тебе».
Таким человеком для Валентина Пармона стал Кирилл Ильич Замараев: именно под его руководством будущий академик соприкоснулся с серьезной наукой. С 1969 года до ухода Замараева из жизни, 26 лет, ученые работали вместе.
«Сначала я был у него студентом на семинарах, затем — его студентом-дипломником, и он помог найти задачи, которые были очень интересными, и в частности ту, ради которой я согласился приехать с ним сюда, в новосибирский Академгородок, — рассказывает Валентин Николаевич. — Это очень специфическая проблема. В тот момент, когда я завершал обучение в Физтехе в 1972 году, случился очередной мировой энергетический кризис — а любой энергетический кризис всегда вызывает интерес к альтернативным, новым источникам энергии. Тогда директор Института химической физики АН СССР нобелевский лауреат Николай Николаевич Семёнов, во-первых, организовал научный совет по изысканию новых путей использования солнечной энергии, а во-вторых, как раз Семёнов сформулировал задачу по искусственному фотосинтезу. Замараев, как один из заместителей Николая Николаевича по этому научному совету (вторым был ставший нобелевским лауреатом физик Жорес Иванович Алфёров), нацелил меня на эту, тогда очень амбициозную, тематику».
Искусственный фотосинтез — рукотворная реакция разложения воды на кислород и водород, который может быть использован в качестве топлива для генерации энергии.
«Когда врубаешься в новую тематику, то появляется бешеный интерес, ты ставишь свои эксперименты, предлагаешь те или иные решения, — отмечает Валентин Пармон. — Так и получилось, что именно амбициозная задача и прекрасный руководитель и сподвигли меня переселиться в Академгородок».
Ученый называет и дополнительный мотивирующий аспект: Институт химической физики к тому моменту был уже очень пожилым, сложившимся институтом с огромным количеством специалистов. Поэтому молодой человек чувствовал себя там не очень уютно — хотелось большей самостоятельности, возможности формировать свою команду и свободнее работать. В Академгородке такие возможности были.
Больше всего Валентин Пармон, по его словам, гордится тем, что удалось в Новосибирском государственном университете создать курс, которого не было никогда, — «Термодинамика неравновесных процессов для химиков».
«Ключевое здесь — для химиков, — акцентирует ученый. — По этому направлению я написал уже несколько учебников и недавно сдал в издательство очередной. Это то, что мне больше всего нравится из сделанного, — и это моя личная работа».
Что касается командных проектов, то среди самых значимых для себя Валентин Николаевич выделяет касающийся переработки возобновляемого растительного сырья в химические продукты, чем он занимается с молодыми учеными. Среди практических вещей академик Пармон называет создание экологически чистых угольных котельных («Исходная идея была не моя, но я принимал участие в ее реализации», — отмечает Валентин Николаевич), а также фундаментальные исследования начала 2000-х годов, которые привели к строительству завода по производству катализаторов для нефтепереработки в Омске, — это обеспечило импортонезависимость России по такому виду продукции.
Проблема искусственного фотосинтеза, которой приехал заниматься в Академгородок Валентин Пармон, до сих пор полностью не решена, и напрямую, как говорит ученый, пока это сделать не удается никому, хотя есть очень мощные продвижения вперед.
«Я человек легко увлекающийся, поэтому есть и другие научные проблемы, очень меня интересующие, — добавляет академик. — Например, предбиологический этап зарождения жизни — он до сих пор малопонятен. Но надеюсь, вклад в его исследование, сделанный в том числе у нас в лаборатории, будет полезен в дальнейшем. Еще одно очень специфическое явление — шаровая молния. В свое время в Институте катализа был сделан интересный задел в этой области, и я счастлив, что смог заинтересовать Институт химической кинетики и горения им. В. В. Воеводского СО РАН продолжить эти работы. Похоже, мы начинаем понимать, что же это такое — шаровая молния, как она образуется и почему существует».
Свой переход к научно-административной работе Валентин Пармон называет естественным, не скачкообразным. Хорошую школу в этом отношении он прошел еще в МФТИ.
«Я был политически свободомыслящим студентом, и на пятом курсе у меня даже случился большой конфликт с деканатом, — рассказывает ученый. — Я был главным редактором факультетской стенгазеты, и один из новогодних номеров нашей стенгазеты вызвал разборки на уровне партбюро, потом меня пригласили в деканат. Очень эмоциональная состоялась дискуссия. Надо сказать, что мне очень хотелось остаться в Москве в аспирантуре. Но после конфликта передо мной поставили выбор: “Так, Пармон, либо ты будешь в аспирантуре, но при этом станешь секретарем комсомольской организации факультета, либо ты нигде не будешь”. Я предпочел первый вариант и, надо сказать, получил в ходе выполнения этих обязанностей большой неформальный опыт оргработы с большим (900 человек) коллективом, за что очень благодарен судьбе. Следующая ступенька — приглашение в Академгородок, где помимо чисто научных задач нужно было и организовывать лабораторию на новом месте. Затем совершенно неожиданно умер первый директор Института катализа академик Георгий Константинович Боресков, Замараев стал руководить ИК и предложил мне стать его заместителем. Потом, в середине 1980-х, был организован межотраслевой научно-технический комплекс “Катализатор”, где я работал сначала заместителем генерального директора, а потом и генеральным директором — в координации у нас было 24 промышленных института. Ну а дальше уже понятно: директор Института катализа и впоследствии — председатель Сибирского отделения РАН. Однако подчеркну: рывков с нуля не было, это было постепенное вхождение в дело».
Валентин Пармон: «Скандал вышел вот почему. Все факультеты любили делать очень большие стенгазеты, и вот на Новый год мы выпустили стенгазету на 16 листов ватмана. Главное изображение там было — Новый год в Афинах. Мужчины неглиже с рюмками и так далее. Мы вывесили наше творение в институте, и буквально через два часа его сняли как разлагающее. Конечно, дело заключалось не только в рисунках: всё случилось после известных событий 1968 года, и в стенгазете на эту тему тоже кое-что было».
Особую обеспокоенность у Валентина Пармона как одного из ведущих руководителей РАН вызывает нынешняя роль академической науки: «Сейчас это приоритетная проблема, и она всё время обсуждается».
Валентин Николаевич напоминает, что Академия наук создавалась как государева структура, и ее основной задачей было консультировать тех, кто управляет страной, — так повелось начиная с Петра Первого и продолжалось позже, особенно в советские годы.
«Когда началась перестройка, целеполагание для науки исчезло, возникло представление, что она может существовать независимо, — говорит ученый. — Такого никогда не бывает в науке большой страны, потому что должны быть поставлены крупные задачи, вокруг которых и концентрируются специалисты, понимающие, для чего они работают. Это было, но прекратилось. В результате, как мы видим, произошла реформа РАН. Поэтому задача сейчас — восстановить систему управления наукой».
Валентин Пармон сообщил, что специалисты Сибирского отделения сейчас работают над программой развития СО РАН до 2038 года, производя апгрейд того, что было сделано в 2018 году. Уточняется и программа развития «Академгородок 2.0» — в основном с точки зрения получения реальной отдачи для решения конкретных задач.
«Я считаю, в первую очередь нужно восстановить те функции, для которых создавалось Сибирское отделение: это научное сопровождение проблем, связанных с развитием Сибири, — центрального региона, обеспечивающего будущее всей России», — акцентирует академик Пармон.
Он напоминает, что, по статистике, за последние пять лет в России произошло существенное уменьшение числа работающих в науке, тогда как в других странах, наоборот, это количество увеличилось.
«Нельзя этого допускать. Кто будет решать задачи типа восстановления технологического суверенитета России? — подчеркивает Валентин Николаевич. — Поэтому еще одна из важнейших задач — кадры. Их надо привлекать и готовить».
У председателя СО РАН есть конкретный ответ, каким образом: «Для того чтобы ученый мог себя чувствовать комфортно, необходимо выполнение пяти условий. Первое: должна быть интересная задача, плюс если это молодой ученый, то должен быть хороший научный руководитель, наставник. Второе: исследования должны быть обеспечены приборами и финансово. Третье: заработная плата ученого не должна быть “обидной”. Четвертое: у молодого ученого должна быть гарантия жилья. Пятое: должно быть достаточно комфортное окружение с точки зрения общих интересов — спорт, друзья-единомышленники, культура, инфраструктура. Если эти факторы выполняются вместе, то человек будет успешно и с удовольствием работать даже в сложившейся внешней обстановке».
Привлечением школьников в науку, по мнению Валентина Пармона, следует заниматься не только самим ученым, но и государству.
«Нужны кружки по интересам. Очень важен руководитель, учитель, за которым будут идти ребята, обладающий ключевыми качествами: любовью к детям, широким кругозором, увлеченностью, — перечисляет Валентин Пармон. — Если говорить о нашем Академгородке, то надо развивать Клуб юных техников. Обязательно у нас должен быть доступный большой музей науки в целом. Конечно, ряд специализированных музеев есть, их довольно много, но они разрозненные и скорее ориентированы на уже мотивированных посетителей».
Валентин Пармон признается, что, во-первых, никогда не жалел о выборе профессии исследователя — и полностью удовлетворен тем, что удалось сделать в ней.
«Мне очень повезло с теми, кто меня окружал, — говорит он. — Я мог пойти по другим путям, но в том, который был выбран, я состоялся. Достаточно уютно себя чувствую как фундаментальный ученый, но также считаю, что достаточно много сделано и практически».
Источник: «Наука в Сибири».
Текст: Екатерина Пустолякова.
Фото: Юлия Позднякова.