Научный руководитель Института космических исследований (ИКИ) РАН, академик РАН Лев Зеленый рассказал о том, что думает о руководстве РАН, о предвыборных обещаниях и о положении дел в научном космосе.

Лев Матвеевич, приближаются выборы президента РАН, которые состоятся 20 сентября на общем собрании членов академии. Понятно, что главный выбор пойдет между действующим президентом и одним из кандидатов. В связи с этим важна оценка того, что сделано главой РАН Александром Сергеевым и его командой за 5 лет. Как Вы лично оцениваете эту работу?

Несколько лет я был вице-президентом в команде Владимира Евгеньевича Фортова и очень хорошо понимаю все сложности, которые встречаются на пути тех, кто ведет корабль академии наук через все бурные течения и подводные камни, которых становится все больше в наше непростое время. И с этой точки зрения я готов поставить достаточно высокую оценку работе президиума академии в целом и ее руководства во главе с Александром Сергеевым.

Если вспомнить предвыборную программу Александра Михайловича в 2017 году, то он был очень сдержан и корректен в своих обещаниях, хотя, как правило, в таких программах люди не скупятся на громкие слова. Но из того, что он тогда обещал, сделано почти все.

Самый важный вопрос, который все время возникает при дискуссиях о путях развития академии – это вопрос о возврате академии ее институтов. Сергеев такой вопрос в своей программе тогда не ставил, поскольку понимал, что в то время, да и сейчас, он не очень реалистичен. Но то, что мы называем научно-методическим руководством институтами РАН и научно-образовательными организациями, за это время стало гораздо более эффективным и действенным. Это Сергеевым сделано и это я вижу собственными глазами.

Академия наук согласует всех руководителей институтов – и директоров, и научных руководителей, а также утверждает их программы, согласует уставы научных организаций, решения об их реорганизации. И это не просто формальность. Высказывается очень много замечаний, и не всегда предложенные кандидатуры руководителей согласуются. В некоторых случаях академия не принимает предложенные варианты – часто это касается периферийных институтов, – после чего предлагается скорректировать список кандидатур.

Среди других достижений хочется обратить внимание на тот факт, что членство в академии сегодня очень привлекательно для многих активно работающих ученых и руководителей, причем порой далеко не только академических организаций. Генеральные конструкторы и руководители приоритетных технологических направлений считают для себя честью быть избранными членами РАН. Это доказывается тем, как проходили недавние выборы в академию, какой большой был конкурс и, я думаю, этому способствовала правильная работа Сергеева и его команды. Важно, что благодаря их усилиям эти выборы прошли корректно, без каких-то существенных накладок и недоразумений, которые случались в недавнем прошлом.

Кроме большой работы внутри академии, есть и задачи по усилению ее роли в государственной системе в целом? Какие здесь есть успехи?

Для начала в качестве отдельного, но очень важного примера отмечу начинание, которое осуществилось при личном участии Александра Михайловича в качестве президента РАН, – это создание Национального центра физики и математики в Сарове. Я участвовал в работе этого центра по одному из направлений его деятельности, которое называется лабораторная астрофизика, поэтому вправе судить о значении новой структуры.

Ее создание дает новые возможности для студентов и молодых ученых, там открылся новый факультет МГУ, и уже сейчас к этому центру проявляется очень большой интерес со стороны молодежи. Но я не хочу сравнивать центр в Сарове со Сколково, потому что у него другие задачи. Богатейший опыт нашего ядерного оружейного комплекса, который создавался в Сарове, здесь будет использоваться по открытой тематике, то есть все те знания, которые были накоплены коллегами из Сарова, будут применяться для решения фундаментальных задач науки, и наоборот, многие фундаментальные задачи, которые решаются сейчас, в частности, в астрофизике, в вычислительной математике, будут активно использоваться уже в наработках Сарова. Этот центр уже создан и начинает работать, и Александр Михайлович был одним из инициаторов его создания.

И, конечно, мы наблюдаем в последние годы, как активно академия выстраивает плодотворное сотрудничество со всеми важнейшими министерствами и ведомствами России, прежде всего – с Министерством образования и науки. Конечно, откровенно говоря, с Минобрнауки не все у нас проходит гладко, есть много споров и разногласий, но идет живой диалог. Это конструктивное сотрудничество, а не противостояние.

Кроме того, подписаны соглашения с Минпромторгом, Минприроды, Росгидрометом, Роснедрами, с Минобороны, МЧС, ФСБ, МВД, с множеством крупнейших компаний – РЖД, Газпромом, Норникелем, КамАЗом, с предприятиями ОПК, перечислять можно еще долго. Налажена работа с ключевыми госкорпорациями – Росатомом и Ростехом. И, в особенно близкой мне космической сфере, в последние годы выстраиваются четкие и продуктивные взаимоотношения с Роскосмосом.

Несомненна заслуга Александра Сергеева в укреплении связей РАН с регионами. Не знаю ни одного крупного региона России, где за эти годы не побывал бы Александр Михайлович. И это серьезные деловые поездки, в которых заключаются соглашения о конкретном сотрудничестве, укрепляются позиции научных учреждений региона, в школах региона создаются академические классы. В дни празднования в Архангельской области юбилея Ломоносова я побывал в одной из таких поездок вместе с Александром Михайловичем и увидел, как много ему удалось сделать за совсем небольшое время.

Расскажите кратко о положении дел в области космических исследований. Какую роль здесь играет РАН?

В последнее время РАН очень плотно работает с Роскосмосом. Ни одно ключевое решение – будь то пилотируемые станции или программа освоения Луны – не принимается без учета мнения академии, без рекомендаций Совета РАН по космосу, председателем которого с 2017 года является Александр Сергеев. Надо сказать, что к этой работе, которая является всего лишь одной из очень многих его обязанностей, Александр Михайлович относится очень ответственно, и во многом благодаря такому повышенному личному вниманию со стороны президента РАН мы достигли значительного прогресса в организации научных исследований космоса в сравнении с предыдущим периодом, когда многие проекты год за годом откладывались.

Хорошо известно, что без финансов космос изучать и осваивать невозможно, и активная позиция Александра Михайловича совместно с бывшим руководителем Роскосмоса Дмитрием Олеговичем Рогозиным привела к коренному улучшению в финансировании этого направления. С его стороны было несколько обращений к президенту страны о том, что многочисленные секвестры финансирования, которые обрушивались на Роскосмос в последние годы, в большинстве случаев в очень значительной степени затрагивали и раздел фундаментальных космических исследований. В результате этих обращений и личных встреч Александра Михайловича с президентом РФ финансирование научного раздела Федеральной космической программы было в основном восстановлено.

Конечно, в этом году ситуация изменилась, с финансами станет труднее, но, тем не менее, я сохраняю определенный оптимизм. В рамках Федеральной космической программы раздел Фундаментальные космические исследования занимает примерно одну десятую бюджета, и заказчиком этих исследований традиционно выступает Российская академия наук, то есть академия через свой Совет по космосу решает, какие задачи надо решать в научном космосе и какие проекты приоритетны. Все это, естественно, осуществляется в рамках имеющихся бюджетных средств, но приоритеты расставляет академия, и Александр Михайлович активно участвует в этих процессах.

В частности, благодаря этому в Федеральную космическую программу вошла новая, очень интересная миссия, которую неоднократно выдвигал Совет РАН по космосу, – это проект новой российской экспедиции к Венере. Венера сейчас становится одной из самых интересных для науки планет, она традиционно была в центре советской космической программы, и теперь мы возвращаемся к ее исследованиям. Сделать это непросто, поскольку посадка на поверхность Венеры, где температура достигает 450 градусов Цельсия, а давление – 90 атмосфер, – это технологически чрезвычайно сложная задача, которую решили пока только отечественные наука и техника. Денег, как всегда, не хватает, но благодаря позиции академии мы начали работу над этим проектом.

А как именно организовано взаимодействие РАН и Роскосмоса?

Стало хорошей традицией все наиболее сложные и спорные вопросы, имеющие стратегическое значение, рассматривать на совместных заседаниях бюро Совета РАН по космосу и Научно-технического совета Роскосмоса. Состоялись уже несколько таких заседаний, и, в частности, на одном из них недавно обсуждался вопрос о выборе орбиты для новой пилотируемой российской орбитальной станции РОС, которую Россия будет создавать после МКС. Все это происходило не без споров, но все-таки был выбран вариант станции на новой, высокоширотной орбите, а не на уже освоенной, среднеширотной, где работает МКС. Сейчас это решение уже начинает воплощаться в жизнь.

Александр Михайлович совсем недавно написал письмо новому руководителю Роскосмоса Юрию Ивановичу Борисову с просьбой встретиться с ведущими представителями Совета РАН по космосу. Несколько дней назад эта встреча состоялась, и руководство ракетно-космической отрасли услышало мнение академии о наших приоритетах по различным направлениям космических исследований. Это и астрофизические исследования – в первую очередь проект «Спектр-УФ», это медико-биологические исследования и исследования космической погоды. Кроме того, шел разговор и об отечественной лунной программе в той ее части, которая относится к исследованию Луны автоматами, об исследованиях Венеры, которые мы считаем приоритетными, и, конечно, о сложной проблеме, которая возникла с проектом «ЭкзоМарс», очень интересной международной экспедицией с посадкой на Марс, которая должна была стартовать в этом году, но отложена из-за отказа европейских партнеров от участия. Мне кажется, встреча оказалась очень полезной. Юрий Иванович услышал наше мнение.

Мы в ближайшее время ожидаем выступление нового руководителя Роскосмоса на заседании Совета РАН по космосу. В целом ситуация, конечно, непростая. Денег на научный космос много не будет, но тем важнее правильно расставить приоритеты, и, мне кажется, академия с этой задачей справится лучше, чем кто-либо еще.

И, если продолжить говорить о космосе, то у нас развивается активное сотрудничество и с Росгидрометом. Это очень важное направление, которое несомненно заслуживает особого внимания РАН. Здесь есть и вопросы предсказания космической погоды в околоземном космическом пространстве, что имеет огромное значение для поддержания «здоровья» всей отечественной спутниковой группировки, – и вопросы, связанные с освоением Арктики, потому что именно в этом регионе космическая погода активнее всего проявляет себя в виде магнитных бурь.

Устраивает ли ИКИ РАН, как разработчика и создателя уникальной аппаратуры для космических исследований, уровень отечественной электронной компонентной базы?

Это старая, больная проблема, которую уже очень много лет наша промышленность пытается решить. Сейчас из-за санцкций мы с ней , к сожалению, столкнулись в обостренном виде, в результате чего мы не можем получать западную электронику. Да, в большинстве случаев отечественная электроника может стать функциональной заменой зарубежных микросхем, но аппаратура на ее основе оказывается тяжелее и, создавая приборы и служебные системы на отечественной компонентной базе, нам приходится увеличивать их массу и, тем самым, неизбежно уменьшать вес полезной нагрузки. Но приходится на это идти, чтобы вовремя подготовить космические аппараты к запуску. Конечно, очень досадно, что какую-то часть планировавшихся научных задач мы можем из-за этого потерять.

Для околоземного космоса, для Марса и Луны мы с помощью отечественной электроники, в принципе, можем справиться с большинством проблем, но хотелось бы, чтобы ее развитие происходило в сторону большей миниатюризации. Такая задача поставлена перед нашей электронной промышленностью и, надеюсь, будет решена, но пока на этом пути какие-то потери нас все-таки ожидают и, откровенно говоря, уже происходят.

К сожалению, есть задачи, которые мы даже и не пытаемся решить, потому что знаем, что они не решаемы при нашем уровне развития электронной промышленности. Например, самая интересная сейчас в космической науке тема – это исследование спутников Юпитера – Европы и Ганимеда. Европа покрыта слоем льда, под которым скрыт океан соленой воды, в котором теоретически можно ожидать существование неземных форм жизни. Но Европа находится внутри радиационных поясов Юпитера на два порядка более мощных, чем земные пояса Ван Аллена – Вернова. Американцы этот район космоса уже исследовали своими автоматами и планируют послать к Европе новую экспедицию для ее детального изучения. Мы пока о таких проектах только мечтаем.

Как Вы оцениваете инициативы руководства РАН по изменению приоритетов фундаментальных исследований в интересах импортозамещения и решения наиболее актуальных в нынешних условиях задач?

Академия не может оставаться в стороне от жизненно важных интересов страны. И это «изменение приоритетов», как вы говорите, не есть какой-то поворот на 180 градусов. РАН всегда активно участвовала в работах по решению сложных технологических задач, стоящих перед государством. Понятно, что сейчас многие подобные проблемы обострились, и специалисты РАН, многие из которых обладают уникальными компетенциями, подключаются к их решению. Собственно, так и было всегда. Достаточно вспомнить историю создания ракетно-ядерного щита, обеспечившего безопасность Советского Союза. О вкладе академии наук в развитие атомной и космической отраслей промышленности много, кстати, говорилось на наших недавних общих собраниях в прошлом и позапрошлом годах.

Прикладные задачи не так далеко, как иногда кажется, отстоят от фундаментальных и, я думаю, что в трудное время академия должна взять на себя и груз решения некоторых, на первый взгляд, чисто прикладных, практических задач, что не умаляет и роли фундаментальной науки. Курчатов, создатель атомной бомбы, во время Великой Отечественной войны занимался размагничиванием кораблей и решил для этого несколько чисто научных проблем, то есть из таких практических работ обязательно будут прорастать и ростки фундаментальных знаний. Я считаю, что здесь руководством РАН все делается правильно и своевременно.

Перед российской наукой встала проблема работы в условиях санкций. Какова, по вашему мнению, должна быть политика РАН в международной деятельности?

Я думаю, что задача РАН сейчас – стараться максимально сохранить научные связи с другими государствами и зарубежными научными организациями, и это понимают и президент РАН, и команда его вице-президентов. У академии наук в государстве всегда был особый статус, и это замечательный инструмент, которым надо пользоваться в интересах развития научной дипломатии.

Понятно, что время тяжелое, Россия может оказаться в изоляции, но наука всегда служила прочным мостом между странами и народами. Даже в сложные годы холодной войны осуществлялись такие проекты, как «Союз» – «Аполлон». Я с интересом обнаружил письмо в академию наук с просьбой предоставить полученные в СССР карты Луны от руководителя американской лунной программы Вернера фон Брауна, того самого, знаменитого конструктора первых баллистических ракет «Фау-2». Это были 1960-е годы, время жесткого противостояния, берлинского и карибского кризисов, но наши страны обменивались и данными о Луне, а позже – и образцами лунного грунта. Я думаю, мы должны максимально постараться сохранить наши связи с традиционными западными партнерами в той степени, конечно, насколько они к этому готовы.

Но, естественно, сложившаяся ситуация создает условия для развития сотрудничества с такими странами, как Китай и Индия. С Китаем мы как раз сейчас обсуждаем вопрос создания совместной лунной базы. Будут совместные программы исследований, совместные эксперименты, но, надо сказать, что сейчас мы уже не выступаем в роли старших партнеров. Для нас это очень интересное и поучительное сотрудничество. Да, у Советского Союза были великие достижения в исследовании Луны, но в 21 веке не мы, а китайцы осуществили уже несколько мягких посадок на Луну, в том числе, впервые в истории, – на ее обратную сторону.

Думаю, что будут и какие-то другие совместные программы с Китаем, но это не отрицает наших традиционных, наработанных десятилетиями связей с США и Европой. У нас было очень много успешных совместных проектов, есть много коллег, с которыми образовались очень хорошие дружеские и рабочие связи, и кое-кто из них был даже в наше непростое время выбран иностранным членом РАН. Это радует, потому что наука по возможности должна оставаться вне сиюминутной политики.

Один из важнейших процессов, который проходит в академии в последние годы, это формирование корпуса профессоров РАН. Как вы оцениваете эту идею и ее практическое воплощение? Достаточно ли делается для мотивации и привлечения молодых ученых?

Эта инициатива возникла еще во времена президентства Владимира Фортова, но реально она развернулась и набрала масштаб уже в годы президенства Александра Сергеева, и здесь сыграла большую роль его очень активная позиция в этом вопросе. На последних выборах профессоров РАН был очень большой конкурс, впечатлил высокий уровень многих баллотирующихся кандидатов. Но здесь я не могу обойтись без доли критики. Мне кажется, можно повысить эффективность работы профессорского корпуса РАН.

Хотя часть профессоров РАН сейчас и ведет большую работу по академической экспертизе, но первоначальная идея все-таки состояла в том, что они должны были стать активными участниками научной жизни своих отделений, участвовать в работе всех его научно-организационных структур. Это сейчас происходит далеко не всегда и не со всеми избранными профессорами РАН. Дело в том, что они выбираются на освободившиеся вакансии, которых на последних выборах было всего около сотни, а это очень немного, потому что молодых ученых, которые хотели бы подключиться к делам РАН, в разы больше. С другой стороны, далеко не все из них после избрания становятся активными членами профессорского корпуса. Поэтому должна быть какая-то ротация, звание профессора РАН не должно быть пожизненным, как сейчас. И здесь мне хотелось бы вспомнить опыт своей комсомольской молодости.

Я напомню, что членом комсомольской организации можно было оставаться только до 28 лет, а потом люди автоматически выбывали по возрасту. Но не все. Те, кто активно работал на разных выборных должностях, продолжали довольно долго оставаться комсомольцами. Я, например, как председатель институтского Совета молодых ученых и специалистов был членом ВЛКСМ до 33 лет. И мне кажется, что и в случае профессоров РАН мы должны быть избирательны: есть люди, которых мы выбрали профессорами РАН за научные заслуги, но научно-организационная деятельность им не очень по вкусу. Надо сделать так, чтобы они пробыли профессорами РАН определенный срок, а после того, как выйдут из корпуса профессоров по возрасту, мы сможем выбрать на их место новых молодых ученых. Но это не относится ко всем профессорам РАН: те из них, кто активно работает в отделениях или президиуме, продолжат свое профессорство. Думаю, такая ротация пойдет на пользу делу.

Каким Вы видите будущее академии? Насколько этому будущему соответствуют представленные программы кандидатов на пост президента РАН?

По-моему, Станислав Лем сказал: «Предсказывать очень трудно, особенно предсказывать будущее». Поэтому и я бы не хотел заниматься этим неблагодарным делом. Предвыборные программы всех кандидатов рисуют заманчивую картину будущего РАН.

Было бы прекрасно, если бы большинство из намеченного сбылось, но я всегда с осторожностью отношусь к таким планам, потому что часто видел, как жизнь вносит в них свои жесткие коррективы. Поэтому я больше смотрю не на сами планы, а на опыт, характер, широту взглядов человека, которому предстоит дальше вести корабль академии через предстоящие нам штормовые годы. Я выступаю в поддержку Александра Михайловича Сергеева, потому что знаю, что у него есть все эти качества.

Очень важным плюсом Сергеева, как мне кажется, стала пятилетняя повседневная работа по руководству РАН. Все эти годы как президент РАН он был членом правительства РФ. Понятно, что такой опыт очень много значит. Возникают какие-то личные, очень важные связи, и Сергеев за это время сумел установить деловые и дружеские отношения во многих государственных структурах. К нему с уважением относятся практически во всех знаковых российских ведомствах. Я это наблюдал своими глазами.

Любой человек в начале своей новой деятельности неизбежно совершает ошибки, и ему требуется время, чтобы войти в систему, понять ее законы. Сергеев все это уже прошел, он уже набрал необходимый аппаратный управленческий опыт, административный вес, если хотите, и, конечно, в интересах академии необходимо использовать этот с немалым трудом набранный им потенциал.

Фото: Научная Россия